Территориальная идентичность. Исследования региональной идентичности Национальная и территориальная идентичность

1

В статье представлен сравнительный анализ традиций отечественной научной школы в изучении содержания понятия «идентичность», «региональная (в том числе культурная) идентичность», охарактеризованы основные методологические подходы, опыт исследователей российских регионов в постсоветский период.

региональная (территориальная

культурная и другие виды) идентичность

самобытность

акторы (регионализаторы)

коллективный смысл

1. Абрамов Ю.Ф., Арсентьева И.И. Регионоведение России: Учебное пособие / Ю.Ф. Абрамов, И.И. Арсентьев [Текст]. – Иркутск: Изд-во Иркутского государственного университета, 2006.

2. Барыгин И.Н. Международное регионоведение: Учебник / И.Н. Барыгин [Текст]. – СПб.: Питер, 2009. с.

3. Бреславский А.С. Постсоветский Улан-Удэ: культурное пространство и образы города (1991 – 2011 гг.) / А.С. Бреславский [Текст]. – Улан-Удэ Бурятского государственного университета, 2012. – 156 с.

4. Бусыгина И.М. Политическая регионалистика. – М., РОССПЭН. 2006. – С. 162.

5. Васюганское болото // Чудеса России. – URL: [Электронный ресурс]: http://www.ruschudo.ru/miracles/219/, дата обращения 30.10.2011.

6. Галазова С.С. Региональная идентичность экономического пространства // Экономика и управление. – 2014. – № 6(115). – С. 64 – 69.

7. Головнева Е.В. Социальный конструктивизм и значение материального в экспликации понятия «регион» / Е.В. Головнева [Текст] // Лабиринт: Журнал социально-гуманитарных исследований. – 2015. – № 1. С 121 – 126.

8. Докучаев Д.С. Региональная идентичность российского человека в современных условиях: Автореф. … дис. канд. филос. наук / Д.С. Докучаев [Текст]. – Иваново: ИГУ, 2011. – 24 с.

9. Крылов М.П. Региональная идентичность в Европейской России: Автореф. … дис. доктора географ. наук / М.П. Крылов. – М., 2007. – 53 с.

10. Назукина М.В. Региональная идентичность в современной России: типологический анализ: Автореф. … дис. канд. политических наук /М.В. Назукина [Текст]. – Пермь, 2009. – 27 с.

11. Туровский Р.Ф. Соотношение культурных ландшафтов и региональной идентичности в современной России / Р.Ф. Туровский [Текст] // Идентичность и география в постсоветской России: Сборник статей. – СПб., 2003. – С. 139 – 155, 173.

12. Электронный ресурс. – Режим доступа: URL .

13. Использование новых медиа в гео-брендинге Латвии [Электронный ресурс]. – Режим доступа: URL .

В дореволюционной России существовало две научные традиции, которые различным образом трактовали с содержанием понятия «региональная идентичность». Так, в традиция М.П.Погодина, С.М. Соловьева, А.Д. Градовского предполагала, что неукоренность является специфической российской чертой, источником которой являлась однородность и однообразие природных условий Русской равнины и отсутствие камня в строительстве массивных православных храмов и русских домов (в действительности это не совсем так - Новгород, Псков, и другие города). А.Д. Градовский дополняет к ним социально-политические факторы, связанные с монгольским игом, постоянной миграцией служилых людей, борьбой с сепаратизмом и централизацией российского государства.

Совершенно противоположной была традиция Н.И. Костомарова- Л.П. Щапова, в рамках которой на территории России территориальные контрасты в культуре весьма существенны, а русскому национальному характеру по своей природе присущ дух свободы, веча и конфедерации. Поэтому население присоединенных силой к Москве старинных земель очень долго не забывало древнюю вольницу, что и проявилось в Смутное время, когда ситуацию спасли сохранившие «самобытность» великорусские области, города: Нижний Новгород, Ярославль, Вологда . Однако, есть и промежуточная третья точка зрения, сглаживающая крайности вышеизложенных двух традиций. Этот взгляд допускает существование укорененности при умеренных региональных культурных контрастах и без какого-то ни было сепаратизма (применительно к Сибири и Украине) .

В советское время очень часто идентичность отождествлялась с понятиями «самобытность», «специфичность», «самосознание», как на национальном (этническом), так и региональном уровнях. Идентичность, включая региональную идентичность, стала своеобразным «общим знаменателем», позволяющим в определенном смысле соизмерять глобализацию и традицию, модернизацию и традицию.

Понятие «идентичность» в настоящее время считается наиболее общим и универсальным понятием, которое описывает совокупность качественных и количественных характеристик, сопряженных со специфичностью какого-либо данного культурного или географического индивида (личности, группы, территориальной общности, территории). Так, исследователь З.А.Жаде рассматривает региональную идентичность, как социальную функцию социально-экономического развития и элемент политического управления, во многом зависящий от воздействия культуры, межрегиональных диспропорций и уровня экономического, социального развития, степени периферийности региона.

В настоящее время написано достаточно много работ, посвященных изучению вопросов идентичности. Так, в работах Н.В.Петрова, Ю. Перфильева и других региональная идентичность рассматривается как региональная политическая символика, в работах Ю.Г Чернышова, К.В. Киселева, как имидж или позиционирование региона соответственно. Достаточно много работ посвящены конструированию региональной идентичности и анализу дискурсивных практик агентов конструирования (СМИ, политической, интеллектуальным элитам и др.). Такие работы особо популярны на Западе, часто выполняются на примере одного из российских регионов. Среди работ следует отметить работы таких авторов, как В.Г. Богомякова (Тюменская область), Л.В. Сагитовой (Татарстан), Л.М. Дробижевой (национальные республики), А.Д. Трахтенберга (Югра), А.М. Карпенко (Калининградская область), М.В. Назукиной (Пермский край) .

В социально-экономической, управленческой литературе чаще всего встречаются представления о региональной идентичности (РИ), как о процессе, как о региональной самоидентификации населения. Региональная идентичность местных общностей и слагающих эти общности групп индивидов отражает в сознании людей местную географическую специфику . В целом, как отмечает профессор Фадеева, обращение к понятию «идентичности», как термина в социальных науках, появилось в 1960-1970-х гг. для описания групп меньшинств и их идентичности содействия. Протестные группы пытались обосновать свои права быть и иметь возможность самоорганизовываться. Политика идентичности была предназначена для публичной легитимизации группы с определенным статусом и их ценностями (расовыми, этническими, гендерными и т. д.). Лозунгом их было и есть - “идентичность и разнообразие”. Политика идентичности в такой интерпретации сегодня разделяет судьбу мультикультурализма и политкорректности.

Современные точки зрения на личность политика включает в себя совокупность ценностей, методов и инструментов целенаправленного формирования/ строительства идентичности (национальной, политической, гражданской и региональной). Политика идентичности зависит от уровня мощности и видов общин. Власти используют символическую политику, язык, традиции, общественное пространство памяти для построения идентичности. Это сейчас может быть ресурсом для инноваций, модернизации, развития или статус-кво. Региональная идентичность фиксирует сообщества, принадлежащих к географическим пространствам и рисует границы этого пространства .

Региональная идентичность сейчас является предметом исследований в философии, истории, географии, культурологии, региональных политических исследований и других гуманитарных науках. Каждая дисциплина имеет свой понятийный аппарат и методологию, набор общих терминов. Наиболее важным из них является интенсификация региональной политики идентичности. Региональная идентичность включает в себя несколько направлений, таких как политические, экономические, и культурные. Именно поэтому ряд ученых с позиции структурно-функционального подхода в региональной идентичности выделяют 3 элемента (или пространства): когнитивный, эмоциональный и инструментальный (табл. 1). Основное отличие между политикой идентичности в регионах Европы и России заключается в роли региональных органов власти, процессе и модели их взаимодействий с обществом. В Западной Европе политика идентичности имеет тенденцию быть целенаправленной политикой консолидации групп и участников политического процесса. В России роль власти явно доминирует, но не является исключительно монопольной .

Таблица 1

Продолжение табл. 1

Барыгин И.Н.	1. Базирование многих форм регионализма на феномене сообщества («коммунитаризм», глагол communify). Тесно примыкает к понятийной группе и категория «идентичность» описывает состояние «духа сообщества». 2. Под воздействием этих трех разных типов дискурса формируются различные региональные практики, основанные на «устной истории» (remembrances), «символическом капитале» (или «символических очертаниях» - «symbolic shape») и «пространственном сознании» («spatial consciousness»), которые и отражают содержание понятия с разных сторон. 3. Локальность и региональность как феномены - это результат сознательного действия - материального, социального и интеллектуального. 4. Акторы, занимающиеся этим действием, могут быть названы «регионализаторами» (regionalizers). 5. «Социальные региональные диалекты» порождаются социальной и территориальной дифференциацией общества, интенсивностью проявления тех или иных форм социальной деятельности	Международное регионоведение: Учебник для вузов. - СПб.: Питер, 2009. - 384 с.
Кольба А.И.	Развитие и трансляция кубанской идентичности на современном этапе связаны с проводимой в регионе культурной политикой, главным и доминирующим актором которой является краевая администрация	Культурная политика в регионах и борьба за идентичность: Вестник пермского университета. - Пермь, Пермский гос. нац. исслед. университет, 2011. - С. 52.
Крылов М.П.	Совокупность пространственно выраженных социокультурных отношений, связанных с понятием «малая родина»	Крылов М.П. К теории региональной идентичности (по материалам Европейской России) // Идентичность как предмет политического анализа: Сб. статей по итогам Всероссийской научно-теоретической конференции (ИМЭМО РАН, 21-22 октября 2010 г.). - М.: ИМЭМО РАН. - С. 213.
Бусыгина И.М.	Региональная идентичность включает в себя три элемента: когнитивный, аффирмативный и инструментальный83. Во-первых, жители региона должны иметь какие-либо знания о своем регионе, его географических границах, а также о соседних регионах. Во-вторых, любое знание о своем регионе. В-третьих, включает определенные эмоции. Инструментальный элемент идентичности связан с двумя предыдущими и используется для мобилизации населения. Культурная политика затрагивает все элементы региональной идентичности, и конструирует идентичность сообщества региона	Источник: [Бусыгина И.М. Политическая регионалистика. - М., РОССПЭН. 2006. - С. 162]
Докучаев Д.С.	Региональная идентичность человека отчетливо проявляется на двух уровнях: личностном (соотнесении «самости» человека с «genius loci» региона: интеллектуальными, духовными, эмоциональными и другими явлениями и их материальной средой) и социальном (осознании человеком своей принадлежности к региональному сообществу, представления о тождественности и целостности которого формируются в рамках социального взаимодействия)	Источник: [Докучаев Д.С. Региональная идентичность российского человека в современных условиях: Автореф. …дис. канд. филос. наук. - Иваново: ИГУ, 2011.С. 9]

Окончание табл. 1

Региональная (территориальная) идентичность	Переживаемые и/или осознаваемые смыслы системы территориальных «общностей» (субъективной социально-географической реальности), формирующие «практическое чувство» и/или сознание территориальной принадлежности индивида. Региональная идентичность - это мысли и чувства субъекта относительно региона, которые формируют территориальную принадлежность индивида. Региональная идентичность - часть социальной идентичности личности. Компоненты: когнитивный ((знания, представления об особенностях группы, значимость членства в ней) и аффективный (оценка качеств собственной группы, значимость членства в ней))
Крылов М.П.	Системная совокупность социокультурных отношений, связанная с понятием «малая родина». Региональная идентичность может пониматься в связи с этим как внутренний (с точки зрения самих местных жителей) и обычно «не-раскрученный» имидж территории, включающий внутренний набор образов, символов, мифов, - в отличие от внешнего имиджа (с точки зрения мигранта, полит-технолога, организатора туризма, путешественника и т.д.).
Назукина М.В.	Выработка и поддержание коллективных смыслов, системообразующих и регулирующих групповое взаимодействие, поддерживающих символическое единство регионального сообщества, формируют его границы, отделяют от других сообществ, приобретая политическую сущность, когда становятся значимыми в жизни регионального сообщества, используются в качестве символического средства легитимирующего порядок внутри региона	Источник: [Назукина М.В. Региональная идентичность в современной России: типологический анализ: Автореф. … дис. канд. политических наук Пермь, 2009. С.5]

Феномен «региональной идентичности» является объектом исследования различных научных дисциплин в контексте их методологических аспектов философского, географического, политического, социального, коммуникативного, экономического и т.д. Следует отметить, что в рамках каждой из научных дисциплин накоплен определенный методологический опыт и научно-инструментарный аппарат исследования «региональной идентичности». Это свидетельствует о междисциплинарном характере данного явления, требующего своего уточнения с позиции применения к модернизационному вектору устойчивого развития регионов, накладывающего свои рамки «сжатия» или «расширения» пространственных структур функционирования региональных систем хозяйствования . По мнению А. Архангельского, идентичность надо рассматривать, как невозобновляемый ресурс, который нельзя воспроизвести, это не может быть продуктом имиджмэйкерства. Региональная идентичность (самоидентификация, самосознание, память о себе в истории, культурная инерция) «сама по себе не работает» . В настоящее время российский опыт изучения региональной идентичности (культурной, социальной, и пр.) недостаточен и требует выделения его в одно из приоритетных гуманитарных направлений исследований на государственном и региональном уровнях, что особенно важно в целях устойчивого развития регионов (рисунок).

Из российских исследователей, на наш взгляд, наиболее системной является точка зрения доктора экономических наук С.С. Галазовой, которая выделила структурные элементы региональной идентичности экономического пространства , представив двумя группами: материальными (природные, географические, экономические, транспортные, логистические, инфраструктурные, культурологические и т.д.) и нематериальными (политические, социальные, ментальные, культурологические, гендерные, экономические, коммуникативные и т.д.) и сформулировала содержание основных методологических подходов (аспектов) к содержанию понятия (табл. 2).

Шестигранник конкурентной идентичности (брендинга территорий по Анхольту)

Таблица 2

Основные методологические подходы к понятию «региональная идентичность»*

	Методологический подход (аспект)
	Территориально-географический	Совокупность особенных гетерриториальных, природных, исторических, ментальных, этнических и других признаков, позволяющих отличить его во множестве других территорий. Поэтому региональная идентичность развития экономического пространства в рамках территориально-географического подхода выступает в качестве существенного фактора социально-экономического развития регионов и имеет гетеро- генный характер
	Административно-территориальный	Совокупность административных признаков, статуса, границ территории или иного субъекта федерации
	Экономический	Совокупность свойств локализованной территории, для которой характерна производственная, кадровая, технологическая, инфраструктурная, специализация территории как подсистемы национальной экономики
	Социологический	Социально-территориальная общность коллективной идентичности индивидов
	Синтетический	Синтетический феномен, который можно выделить по группе разнородных критериев и признаков (системный, пространственный, конкурентный, маркетинговый, ментальный феномен и т.д.)

*Составлено по .

Многообразие трактовок и понятийных границ региональной идентичности экономического пространства региона свидетельствует не только о сложности и многоликости данного феномена, но и об адекватности использования различного научного аппарата в рамках каждого из подходов. Понятие «региональная идентичность» активно используется в западной литературе . Термин «идентичность» (от англ. identity тождественность, адекватность) введен в гуманитарные исследования З. Фрейдом, который рассматривал «кризис идентичности» личности. В дальнейшем исследования «социальной идентичности» личности способствовали изучению коллективных ее форм реализации на различных уровнях, в разновидностях социальных взаимодействий индивидов . Как отмечает Л.В. Смирнягин, с позиции социологического подхода, в США используют четыре методики изучения региональной (территориальной) идентичности через: а) здравый смысл в определении границ территории, района; б) анализ рекламных источников для пропаганды территории туристам; в) движение людей, товаров, информации; г) анализ путеводителей, научных работ и пр. В результате и формируется содержание понятия «региональная идентичность» в американской исследовательской практике.

По-мнению М.П. Крылова, после 1991 г. в российской науке (регионалистике, социологии, экономике и других науках) произошел всплеск в изучении и развитии региональной идентичности, который чаще был связан с часто применяемыми индикаторами (брэндами водки, заголовками статей в местных газетах и т.д.). Эти индикаторы стали отражать новый контекст, фон, среду, но не сам феномен, который связан с мироощущением человека, к которому данные индикаторы не относятся. После 1991 г. все изменилось - внешняя социальная среда, появились новые возможности для самовыражения (прежде всего в материальных аспектах, хотя это было и после 1953, 1955, 1965 гг.), экономическая и политическая системы, остались - люди .

Конструирование региональной идентичности чаще всего основано на особой региональной истории, мифах и традициях, таких составляющих культуры как литература, музыка, изобразительное искусство, известных деятелях искусства, проживавших и проживающих на территории данного региона. Каждый регион создает собственную идентичность, пытаясь через различные символы вылепить такое «лицо», которое с первого взгляда отличало бы его от других. Большинство регионов при этом опирается на традиционные бренды, проверенные временем и обусловленные историческими, экономическими, географическими и другими особенностями территории (табл. 3). Так, например, основой для формирования идентичности Тюменской области на последних пятидесяти лет и было связано с добычей нефти и газа, значение которой сейчас чаще снижается.

Таблица 3

Современные региональные бренды России (фрагмент)

		Этапы формирования региональной идентичности	Примеры региональных брендов
	Тюменская область	а) 1960 - 1970-е гг.; б) 1970-1990-е гг.; в) 1990 - 2000-е гг.; г) с 2000-х гг. по настоящее время	а) «Тюмень - столица нефтяного края»; б) «Тюмень - первый русский город Сибири»; в) «Тюмень - столица деревень»; г) «Тюмень - пилотный регион»	Правительство Тюменской области во главе с губернатором;
	Томская область	а) 1960 - 1990-е гг.; б) 1990 - 2008-е гг.; в) 2009 - 2011 г. и по настоящее время два типа брендов (бренды-личности, направленные на развитие туризма, представляющие район, город, как место, где родился какой-либо известный писатель, спортсмен, актер, которым гордятся жители; бренды, основанные на богатой истории района, народов, живущих в этих местах)	Васюганское болото, сибирская тайга, памятники деревянного зодчества Томска, Обь-Енисейский канал, Томский Богородице-Алексиевский мужской монастырь, памятник футбольному болельщику, памятник домашним тапочкам; «Духи и души тымских селькупов».	Специалисты в области географии, интернета, рекламы и управления проектами, эксперты и аналитики; Правительство Томской области во главе с губернатором
	Свердловская область	а) 1960 - 1990-е гг.; б) 1990 - 2010-е гг.; в) с 2011 г. и по настоящее время типа брендов (бренды-личности, направленные на развитие туризма, бренды, основанные на истории территорий, народов, живущих в этих местах и музейных учреждениях; бренды-события)	Региональная идентичность как деятельность государственных, частных и общественных институтов, направленная на определение целей и приоритетов культурного развития, формирование институциональной, правовой и экономической базы культуры, создание условий для участия населения в культурной жизни	Правительство Свердловской области во главе с губернатором АНО «Агентство творческих индустрий» Е. Зеленцовой; мэр города, профильные министерства, департаменты, управления; арт-бизнес, специалисты творческих индустрий, эксперты-аналитики, бизнес-сообщество, некоммерческие организации
	Краснодарский край	а) советский; б) постсоветский период	Многообразие символов и представлений: «Кубань», «кубанский», ассоциируются с Краснодарским краем, «привычны для уха» и влияют на самосознание людей	Губернаторская администрация, общественные организации, возрастание роли казачества и молодежи

Эволюция региональных культурно-исторических брендов характерна для многих регионов, в том числе Тюменской области (в советское время - от использования нефтегазовых месторождений до подчеркивания провинциальной сущности «грязного» города вплоть до конца ХХ века). В начале ХХ1 в. в связи с ростом уровня благосостояния населения, экономики Тюменского региона, лояльности местного населения к региональной власти, а также социальной, политической стабильности и участия в нескольких крупных федеральных пилотных проектах (построен поселок для молодых семей «Молодежный», реализованы проекты «Детские сады - детям», «Энергоэффективный квартал») региональный образ претерпевал изменения.

Процесс создания региональной идентичности невозможен без определения символов региона. Томская область приняла участие в проекте «7 чудес России», а после прошедшего в 2011 г. III Музейного форума «Бренды земли Томской» стала позиционировать музеи в качестве одного из ключевых элементов формирования и продвижения привлекательного образа региона . В Свердловской области при формировании региональной идентичности, в том числе культурной, акцент стал смещаться с деятельности официальных субъектов (губернатор, мэр, профильные министерства, департаменты, управления) на многочисленных акторов, формирующих в пространстве различные культурные практики, а также арт-бизнес, представителей творческих индустрий.

По данным ряда исследователей, в Краснодаре, Кирове, Вологде в постсоветское время региональную культурную идентичность рассматривали через призму экономического, социального благополучия, а в настоящее время через систему образования, спортивные достижения («Сочи - 2014»), а также с учетом возрастной и других шкал дифференциации. Исследователь Р.Ф.Туровский, описывая региональную идентичность современной России, говорил о ее первом уровне, т. е. о макрорегионах, как об общепризнанных и широко известных, отраженных еще в советских экономических районах, имевших соответствующий культурно-исторический смысл. В качестве макрорегионов России он выделил Центр, Север, Юг, Поволжье, Урал, Сибирь и Дальний Восток (и, возможно, Черноземье) .

Стремясь систематизировать вопросы сущности понятия «региональной идентичной», в том числе культурной, многочисленные авторы разрабатывали ее исследовательские схемы (модели). Чаще всего данная модель включала следующие основные элементы (аспекты):

1. Акторы: Кто инициирует общественное обсуждение: должностные лица (губернатор, мэр, министры), политики (провластных, оппозиционных лидеров партий), общественные активисты (сторонники правительства или оппозиция), журналисты, профессионалы (писатели, художники, эксперты и пр.). Кто участвует в борьбе за идентичность? Свои или Чужие субъекты.

2. Смыслы: Какие смыслы и чувства в понимание региональной идентичности спрятаны за мнениями актеров? Как эти смыслы связаны между собой и чем различаются? Как эти смыслы соотносятся со “старым” имиджем региона? (от традиционного до инновационного; от правительственного до оппозиционного)?

3. Мотивы и мотивация: От ценностной до инструментальной, с учетом действующей иерархией мотивов.

4. Арена или система коммуникаций: где излагаются взгляды актеров и акторов (в СМИ, на общественных, публичных обсуждениях; через старые или новые каналы (институты) сообщения и пр. Эффективно или нет?

5. Модели взаимодействий: Взаимодействуют акторы и актеры друг с другом, координируют свои действия, влияют на взгляды друг друга, достигают ли компромисса или находятся в конфронтации?

6. Инструменты самоидентификации («трансформация»): Используются ли исторические нарративы, общественная память, символы, искусство (включая стрит-арт, современное искусство), памятники, городской пейзаж и др. Современные образы регионов репродуцируются через СМИ, вытесняя традиционные способы общения и формирования (по мнению Е.В.Головневой сельский сход, посиделки и пр.); функционально-ролевые способы коммуникации (в городской среде через социальные роли, которые играют участники),

Рассмотрение региона в терминах социального конструктивизма ставит следующий вопрос: насколько в современном глобальном мире регионы могут быть реальными, аутентичными? Что именно стоит за географическими, пространственными образами? Каким образом регионы могут заявлять о себе, учитывая, что в современной культуре они могут появляться и исчезать по воле имиджмейкеров, писателей, правителей и ученых и других акторов?

В заключение следует согласиться с выводами доктора экономических наук С.С. Галазовой в том, что в содержании понятия «регион» необходимо учитывать множественность и вариативность понятийных критериев и образов региональной идентичности (от типологии экономического пространства; до фиксирования многообразия материальных и нематериальных аспектов пространственного размещения и освоения региональных ресурсов). Именно это многообразие предполагает использование междисциплинарного научного инструментария. В настоящее время важнейшими факторами формирования содержания данного понятия необходимо учитывать различные аспекты региональной идентичности, влияющие на конкурентоспособность региональных субъектов. Это требует дальнейших методологических, историко-культурных, экономических, разработок в данной области исследований.

Библиографическая ссылка

Левочкина Н.А. РЕГИОНАЛЬНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ: ПОНЯТИЕ И СУЩНОСТЬ // Международный журнал прикладных и фундаментальных исследований. – 2016. – № 1-3. – С. 446-453;
URL: https://applied-research.ru/ru/article/view?id=8533 (дата обращения: 01.02.2020). Предлагаем вашему вниманию журналы, издающиеся в издательстве «Академия Естествознания»

Текст работы размещён без изображений и формул.
Полная версия работы доступна во вкладке "Файлы работы" в формате PDF

ВВЕДЕНИЕ

Вопрос конструирования региональной идентичности в последнее время становится все более актуальным. Идентичность понимается как основа развития личности. Следовательно, в целях воспитания «правильного» общества происходит формирование определенной региональной идентичности у жителей города.

Проблема исследования сформулирована в форме вопроса: в какой степени современная наружная реклама о городе влияет на процесс формирования региональной идентичности таштагольцев? Объектом исследования выступает сама региональная идентичность. Предмет исследования : наружная реклама как механизм формирования региональной идентичности. Целью исследования является выяснение локальной специфики наружной рекламы как механизма формирования региональной идентичности. В ходе работы необходимо было решить следующие задачи:

1. Дать определение понятиям «регион», «региональная идентичность», рассмотреть основные теоретические подходы к анализу региональной идентичности;

2. Описать процесс формирования региональной идентичности в локальной среде;

3. По итогам дискурс-анализа и анкетного опроса подтвердить или опровергнуть гипотезу исследования.

Гипотеза исследования: современная наружная реклама в городе Таштаголе слабо влияет на формирование региональной идентичности.

В данной работе эмпирическим методом исследования был метод дискурс-анализа наружной рекламы города Таштагола.

Полученные в ходе данного исследования материалы могут быть использованы в дальнейшем при разработке как имиджа города, так и для развития социально-экономической составляющей Таштагола.

ПРОБЛЕМА ИНТЕРПРЕТАЦИЯ ПОНЯТИЯ «РЕГИОНАЛЬНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ»

1.1.Теоретические подходы к определению понятия «регион», «региональная идентичность»

В настоящее время существует проблема комплексного рассмотрения понятия «регион», так как любые трактовки сводятся к рассмотрению его с географической точки зрения. В связи с этим, дать полное определение данному понятию, без привязки его к географическим характеристикам, практически невозможно. В целом, можно выделить два основных определения понятия «регион» (широкое и узкое):

1. Регион - это определённая территория, обладающая целостностью и взаимосвязью ее составных элементов.

2. Регион - это территория в административных границах субъекта Федерации, характеризующаяся: комплексностью, целостностью, специализацией и управляемостью, т.е. наличием политико-административных органов управления.

В данной работе под понятием «регион» будет пониматься определенная обособленная территория, обладающая комплексностью, целостностью, наличием органов управления, а также наличием культурных, социальных, экономических и политических характеристик.

Концепция региональной идентичности имеет междисциплинарное содержание и базируется на научном наследии ряда наук (география, история, политика, социология и др.)

В настоящее время можно выделить следующее определение понятия идентичности - это результат отождествления «себя» в качестве члена территориальной общности . Каждый индивид обладает образом «Я - член территориальной общности», который вместе со способом соотнесения (сравнения, оценивания, различения и отождествления) образа «Я» и образов территориальных общностей образует механизм территориальной идентификации. Важным моментом здесь является «масштаб» или границы той территориальной общности, к которой индивид чувствует причастность: это может быть ограниченная территория - город, село, область, или значительно более широкие пространства - Россия.

Так же региональную идентичность можно определить как форму своеобразной самопрезентации, в рамках которой один человек или общность людей оценивают свое положение по отношению к внешнему миру.

Таким образом, в общественных науках постепенно складывается точка зрения, согласно которой, под региональной идентичностью понимаются изменяющиеся и динамичные явления, а не зафиксированные неизменные пространства с четкими границами.

Подводя небольшой итог сказанному, можно определить региональную идентичность, как часть социальной идентичности личности, а также как элемент индивидуального или массового сознания, в котором отражается сознание общности «самой себя» и сравнения «себя» с другими.

Рассматривая вопрос о региональной идентичности, следует учитывать то, что идентичность как процесс социальной идентификации может формироваться самой общностью (внутренняя идентичность), может базироваться на «эталонной» культуре, а также может навязываться общности извне. Все варианты идентификации находятся во взаимосвязи и подвержены динамическому взаимовлиянию.

Таким образом, региональная идентификация - это управляемый процесс. Региональная идентичность как явление общественной жизни и предмет исследования имеет достаточно сложную природу и может быть как положительной, так и отрицательной с точки зрения эффективности экономического развития региона. Осознание населением собственного экономического и политического статуса неизбежно отражается и в характере хозяйственного развития. Статус города/области становится фактором социально-психологического климата, влияющего в свою очередь на все сферы жизни. .

Иными словами, региональная идентификация - это элемент общественного и личностного сознания, в котором отражается сознание территориальной общностью своих интересов как в отношении с другими общностями своей нации, так и по отношению к территориальным общностям соседнего государства. Важнейшей функцией регионального самосознания является поиск путей самосохранения региональной общности. Учет специфики региональной самоорганизации есть инструмент политического управления.

Таким образом, региональная идентичность - это фактор социального и экономического развития, а также элемент политического управления.

1.2. Формирование региональной идентичности в локальной среде

Региональная идентичность имеет определенную структуру, как правило, в ней выделяют два основных компонента: знания, представления об особенностях собственной группы и осознания себя её членом и оценка качеств собственной группы, значимость членства в ней.

В свою очередь, сформировавшаяся в обществе региональная идентичность, выполняет ряд функций: создает определенный тип человека (промышленный, творческий); выступает регулятором общественных отношений (между устоявшимися нормами и принятыми законами); формирует систему ценностей (в синтезе «пришлых» и коренных жителей); наполняет пространство жизни символами; формирует определенный тип коммуникации между жителями.

Необходимо отметить, что отправной точкой в развитии региона является специфика его географической среды. Природно-климатические условия, наличие тех или иных полезных ископаемых, особенности ландшафта - все это становится серьезными предпосылками для развития определенного рода жизнедеятельности и способов хозяйствования на данной территории. Сформированная идентичность дает возможность человеку обрести связь с определенным миром и осознать себя частью большого целого.

Подводя итог, можно сделать вывод о том, что региональная идентичность - элемент общественного и личностного сознания, в котором происходит осознание территориальной общности самой себя и отражение общностью своих интересов.

Сформированная региональная идентичность дает человеку обрести связь с определенным городом и ощутить себя частью большого мира. А, следовательно - участвовать в непосредственном развитии той или иной территории. Региональная идентичность может выступать как:

Положительная - такое самосознание территориальной общности, при котором жителями осознается уникальность и значимость территории, а также формируется тесная связь с местом.

Нейтральная - сознание территориальной общности, при которой жителями осознаются собственные особенности, но связь с место очень слабая, либо вовсе отсутствует.

Отрицательная - такое самосознание территориальной общности, при котором жителями не принимаются ни уникальность, ни положительные характеристики, ни значимость территории; связь с местом полностью отсутствует.

Способы формирование региональной идентичности:

Упоминание о положительных особенностях региона.

Упоминание об уникальности и значимости региона.

Привитие любви к региону и гордости за него.

Формирование у жителей связи с местом в стране и мире.

АНАЛИЗ СПЕЦИФИКИ МЕХАНИЗМОВ ФОРМИРОВАНИЯ РЕГИОНАЛЬНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ

Данное исследование было осуществлено с использованием двух методов: метода дискурс-анализа и анкетного опроса.

В дискурс-исследованиях можно выделить два основных направления: прикладное исследование лингвистического дискурс-анализа, в основе которого лежит классический анализ текста, и общественно-научный дискурс-анализ, как критический, так и в области социологии знания. В нем на первый план выходят не языковые, а социальные феномены. Он нацелен на выявление знаний, заложенных в дискурсе и их взаимосвязей с властью. Этот анализ применим как к научным знаниям, так и к повседневным, которые передаются посредством СМИ, повседневной коммуникацией, школой, семьей и т.п. . Дискурс-анализ социологии знания направлен на исследование общественных практик и процессов коммуникативного конструирования, стабилизации и трансформации символических порядков, а также их последствий: законов, статистики, классификаций и т.п.

В данном исследовании единицами дискурс-анализа выступили баннеры (прямоугольное графическое изображение, служащее площадкой для размещения рекламы) с некоммерческой рекламой, расположенные на улицах Таштагольского муниципального района (приложение 1). Анализируя их, мы попытаемся выявить те или иные механизмы формирования региональной идентичности.

Вторым методом исследования выступил анкетный опрос жителей Таштагольского муниципального района. Респондентами выступили ученики 8-11 класса школ поселка городского типа Мундыбаш. Выборка исследования была сплошная. Данный отбор респондентов является оптимальным, так как ученики 9 и 11 класса - выпускники и будущие студенты - при сформированной региональной идентичности после обучения вернутся назад и продолжат трудовую карьеру в районе. Ученики 8 и 10 класса - это та группа ребят, с которой можно работать в течение последующего года для дальнейшего сохранения кадрового состава. Выбор данной категории обусловлен еще и тем, что такая категория населения, проводя время в дороге, являются пассажирами, а значит, у них есть время смотреть на рекламные сообщения. Так же и находясь на улицах города, на прогулке, есть возможность разглядывать рекламные щиты, так как внимание ничем другим не занято, а баннеры располагаются вдоль пешеходных дорог.

В последнее время на улицах города все чаще появляются рекламные щиты, содержание которых явно направлено на формирование региональной идентичности у горожан. За последние годы подобные баннеры буквально заполнили собой весь город.

Баннеры, описывающие положительные особенности Таштагольского муниципального района;

Баннеры, упоминающие об уникальности и значимости района;

Баннеры, работающие на привитие любови и гордости за район;

Баннеры, формирующие связь с Таштагольским муниципальным районом.

Анализ баннеров построен по схеме: краткое описание баннера (серии баннеров), анализ слогана и изображения, описание имеющихся недостатков и преимуществ, анализ механизма формирования идентичности.

1. Баннеры, описывающие положительные особенности региона (рисунок 1 - 3).

Среди наружной рекламы в эту категорию выделяется та, которая повествует жителям о безопасности на дороге. Таких рекламных сообщений было зафиксировано 3 варианта. Данный вопрос сегодня очень актуален, в связи с этим реклама разработана совместно с Таштагольским ГИБДД. Визуальный образ в рекламных плакатах подобран дифференцировано: на одном - непосредственно ответственные за безопасность - работники службы ГИБДД, на втором - дети, на третьем - последствия от несоблюдения требований правил дорожного движения. Таким образом, происходи максимальный охват аудитории: от младшего поколения до старшего, в том числе и нарушителей. Слоганы так же подобраны в соответствии с тематикой блока и выражают его основную идею: важность жизни, осознанность выбора, контроль со стороны властей. Важные элементы выделены как цветом (красный шрифт - «ЖИЗНЬ», «твой выбор?»), так и крупнее по размеру («МЫ ЗАБОТИМСЯ»). Данные рекламные сообщения приятны на вид, яркие, изображения не двусмысленные, нет расхождения текста и фотографии, при этом есть смысловая нагрузка, которая работает на формирование мнения, что в регионе особое место отводится безопасности. И таким образом, данная продукция влияет на положительно ориентированную региональную идентичность, связанную с собственной защищенностью.

2. Баннеры, упоминающие об уникальности и значимости района (рисунок 4-10).

К этой категории мы отнесли 7 баннеров, которые разделили на две серии: баннеры о территориальной уникальности - реклама этой группы связана с развитием туристическо-спортивной направленности, и баннеры, связанные с религиозно-культурными особенностями.

Сегодня ведущее направление развития района - туристическая деятельность. Это должен понимать каждый из жителей Горной Шории. В связи с этим была выделена серия рекламных плакатов, в основе которых лежит идея значимости Таштагола в туристической индустрии. Зрительный образ в них яркий и отражает суть серии - это гора Зеленая, символ Шории - Йети, основной вид отдыха - горные лыжи. Значимость здесь еще и в том, что это областной центр для подготовки спортсменов, о чем так же повествует рекламный плакат. Слоганы здесь краткие, носят информативный характер, по этому в особенном анализе не нуждаются. В целом эта серия плакатов отличается минимализмом оформления при максимальности информации - все лаконично просто.

Вторая серия этой группы говорит об уникальности района - это место не просто поликультурное, но и полирелигиозное: православие здесь наравне с шаманизмом. Это последствия единения шорской и христианской культуры. В связи с этим баннерная реклама работает и на эту область идентификации «себя». Зрительный ряд по православной тематике плавно сочетается с речевым сопровождением, которое написано в стиле богословной литературы. Образ представлен ярко, запоминающееся. При этом баннер с тематикой шорских верований представлен в двойственном смысле: при слогане «Не гневи духов Шории» и «Соблюдай чистоту и порядок», который приятен на слух и красив в постановке самой фразы, зрительный ряд представлен несоответственным - это автомобиль на шоссейной дороге. В итоге рождается вопрос: «А где же дух?», «можно ли тут проехать?». Отсюда - недопонятость содержания. В результате восприятие данного рекламного сообщения размыто. Хотя сам блок влияет на формирование региональной идентичности, как жителя особенного по территории и культуре района.

3. Баннеры, работающие на привитие любови и гордости за район (рисунок 11 - 19). В этом тематическом блоке две категории. Первая - это 3 баннера, на каждом из которых изображены люди, которых можно назвать «Гордость Таштагола». Это одна из наиболее сильных групп рекламных сообщений, которые формируют положительную региональную идентичность. Фоторяд представлен спортсменами, в том числе и с ограниченными возможностями здоровья, и выпускники 2016 года - награжденные в том числе и федеральными наградами, а значит гордость не только района, но и страны. Слоганы в этим изображениям подобраны гармонично, только дополняя визуальный ряд. Данная группа не вызывает раздражения или непонимания, а наоборот - призывает к активным действиям по «поиску себя», а так же настраивает зрителя на определенный уровень достижений. Как минимум - признание близких, преодоление себя, максимум - мировая известность.

Вторая категория - баннеры с призывом сохранить природную красоту и чистоту района в количестве 6 штук. Особенность этой рекламы - образность содержания. Каждого она в разной мере ориентирует на конкретность действия: для кого-то это посадка деревьев. Для кого-то сбор мусора, для кого-то просто не выбрасывать отходы в неположенном месте. Отличают эти сообщения слоганы. Все они построены по принципу «Мы сохраним…» или в форме побудительного предложения «Не бросайте мусор!», «Берегите природу!», и совсем конкретно «Сохрани чистоту». Такое грамматическое построение предложения воспринимается каждым читателем, так как он перекладывает, «одевает» его на себя. Как результат - осознания себя частью большого целого. И в то же время подчеркивается важность каждого отдельного человека. Таким образом, данный блок так же формирует положительную региональную идентичность, ориентируя каждого чувствовать гордость за свою малую Родину, любить и охранять ее природные богатства.

4. Баннеры, формирующие связь с Таштагольским муниципальным районом (рисунок 20 - 22)

Эта группа представлена 3 баннерами, которые делятся на две серии: это баннеры, говорящие о единстве Кузбасса и района и баннер, говорящие о единстве страны.

Первая серия объединена общим слоганом: «Кузбасс за здоровый образ жизни!»; на левой половине площади этих баннеров располагается фотография детей, занимающихся спортом. При анализе слогана, первое, что бросается в глаза, слово «Кузбасс» - оно большее по размеру, чем остальные слова и занимает верхнюю из трех строчек слогана. Отсюда - осознанность единства Таштагола с регионом и его значимость для города. Необходимо отметить, что эти рекламные носители напрямую связаны с губернской программой 2015 года по пропаганде ЗОЖ. Стоит также отметить, что аналогичные серии баннеров с этим же слоганом встречаются и в других городах Кузбасса. Следовательно, данная серия баннеров является общим рекламным блоком, заданным для всей Кемеровской области. «Кузбасс» не случайно поставлен в начале слогана - подобное начало бросается в глаза и звучит очень торжественно. Помимо вышеуказанного слогана баннеры из этой серии включают в себя весьма интересный фоторяд. На снимках изображены не знаменитости и врачи, а обычные дети. Такой подход к фотографиям вполне логичен: дети - будущее страны и Кузбасса, как субъекта федерации. Именно на школьников и студентов сегодня активно направлена социальная политика района по привитию любви к спорту - летнему (как на баннере - футбол), так и зимнему (на баннере лыжи, сноуборд). Таким образом, эта группа баннеров работает на формирование региональной идентичности как путем упоминания о положительных особенностях региона, что немало важно, так и напрямую связывая его с центром области.

Еще один из этой группы - баннер, говорящие о единстве со страной.На нем изображен портрет президента РФ Путина Владимира Владимировича и Московский Кремль. Слоган гласит «Сильные регионы - сильная России». Этот баннер работает на формирование региональной идентичности сразу в нескольких направлениях:

1. напоминает о том, что Россия достаточно сильное государство;

2. говорит о тесной связи всех городов России;

3. умело выделяет значимость Таштагола в укреплении всей страны.

Это призывает чувствовать большую гордость за свою малую Родину и ощущать себя частью великой страны. Что касается изображения, то складывается ощущение о том, что сам президент из Кремля призывает жителей района к укреплению и развитию субъекта на благо общего дела.

Следует отметить, что весьма удачно подобрано место расположения этого баннера: это центр города, где ежедневно проходит огромный поток людей, к тому же баннер занимает достаточно большую площадь, поэтому его видно издалека, плюс ко всему, он расположен на перекрестке, в связи с чем, его ежедневно видит большое количество пассажиров автотранспорта. Подобное месторасположение должно ускорить формирование региональной идентичности путем ежедневного упоминания о значимости региона.

Подводя итог по этой группе баннеров, необходимо отметить, что все они объединены общим способом формирования территориальной идентичности, а именно: призваны прививать единство с Кузбассом и Россией. Данные баннеры «украшены» идеологическим лозунгом, который несет в себе мощную энергетику. Считаем, они выполняют поставленную задачу, то есть формируют региональную идентичность у жителей города, так как зрителем воспринимается не только слоган, но и общий вид самого баннера. Поскольку около половины площади баннера занимают изображения, которые в большинстве случаев достаточно логичны, общее представление не «смазывается» и баннер становится легко воспринимаемым. Необходимо также отметить, набор фотоизображений на баннерах этой группы весьма притягателен: разные персоналии, не надоедая горожанам, притягивают внимание.

Данная группа баннеров призвана так же прививать и чувство гордости у таштагольцев за свою страну, свой край, область, город, так как жителям нашей страны есть чем гордиться.

Для дальнейшего изучения данного вопроса мы обратились к результатам анкетирования школьников поселка городского типа Мундыбаш. Анкеты была разработана с целью изучить два проблемных момента (приложение Б). Во-первых, сформирована ли на сегодняшний день региональная идентичность у учеников 8-11 класса и, если да, то насколько. Во-вторых, какой хотят жители видеть наружную рекламу, чтобы она имела на них воздействие. В опросе приняли участие 68 школьников. Обработка результатов проведена с использованием специальной статистической программы для обработки данных. Полученные данные по результатам исследования позволяют нам сделать следующие выводы.

Большинство школьников считают себя жителями всей нашей страны - так ответило 56% опрошенных. 23% считают себя жителями Горной Шории, 20% - жителями Кузбасса.

В наибольшей степени школьники гордятся своим районом, когда видят рекламу о нем на улицах города (27%), смотрят местный телеканал или прессу (13%), а так же сравнивают Таштагольский район при путешествиях в другие территории со своей малой родиной (22%).

На основе этой информации мы делаем вывод, что местная реклама о районе может ускорить формирование региональной идентичности, так как на нее обращают внимание, но при условии работы в этом направлении. В результате - увеличится количество школьников, считающих себя жителями Горной Шории.

Для работы в этом направлении мы выяснили, что должно быть важно для таштагольцев по мнению учеников. Это, в наибольшей степени, вопросы безопасности (69%), сохранение уникальности природных ресурсов (66%), развитие туристической индустрии (54%) и патриотизма (50%). Но не стоит забывать о сохранении культурного наследия (48%), ответственности за судьбу страны (47%) и связи местной власти с центром (46%). Менее важны для таштагольцев, по мнению школьников, связь с историей (29%) и единство русского и шорского населения (30%). На основе этого анализа можно предположить, что жители Таштагольского района беспокоятся о безопасности жизни в Горной Шории и сохранении уникальной природы, однако мало внимания уделяют исторической важности района и его значимости для страны. Это - поле для работы имиджмейкеров районной администрации. Установление связи с историческим прошлым Родины - одно из положительных моментов для формирования региональной идентичности. Об этом, впоследствии, говорят и школьники, когда высказывают пожелания о размещении на рекламных щитах фотографий ветеранов (2%), традиций и обрядов (11%), а так же других изображений патриотической направленности (3%).

С другими жителями района наших школьников объединяет язык (65%), Родная Шория (60%) в составе большой страны, единого государства (58%). Несколько меньшее количество респондентов выбрали варианты «культура» - 44%, «ответственность за страну» - 32%. Вопросы исторического прошлого объединяют жителей в меньшей степени - данный вариант выбрало всего 27%, как и обычаи (14%). Это еще раз доказывает, что это направление необходимо развивать, как на уровне местных СМИ (ТВ, пресса, наружная реклама), так и в результате учебно-воспитательного процесса - он влияет на формирование региональной идентичности в 15% случаев.

Ввиду того, что 74% респондентов ответили, что обращают внимание на наружную рекламу на улицах района, а 40% отметили ее недостаточное количество, мы предложили самим школьникам ответить, какой же рекламы недостает в районе. Результаты получились следующие: в общем, по мнению опрошенных, изображение должно быть большого размера (54%) с яркими красками (62%). Зрительный ряд предпочтителен с видом на природные достопримечательности (65%) и запоминающимся лозунгом (55%). В результате мы получаем тот образ рекламного плаката, который хотят видеть на улицах школьники - жители поселка Мундыбаш. Делаем вывод: для данной категории населения Таштагольский район - район с уникальными природными ресурсами, которые стоит транслировать на баннерах.

На основании этого мы можем сделать вывод, что региональная идентичность у школьников поселка Мундыбаш сформирована лишь по части направлений. Так, школьники понимают уникальность региона, его природных особенностей, а так же значимость Горной Шории в туристической и спортивной индустрии. Ребята отмечают, что важное место занимает связь района со страной в целом. Но вместе с этим они не задумываются о важности истории и традиций места, в котором живут, а так же этнокультурных особенностей региона. Впоследствии, при недоработке в этом направлении, мы рискуем потерять связь современного поколения с «корнями» - прошлое не воспринимается молодежью как значимый элемент развития региона. Следовательно, для полноценного формирования региональной идентичности, необходимо использовать и этот механизм путем задействования потенциала как образовательных учреждений, так и наружной рекламы.

Подводя итог, необходимо отметить, что в последние годы наблюдается формирования региональной идентичности у жителей города Таштагола. Анализ серии баннеров показал, что формирование идентичности производится администрацией по основным направлениям. Это и чувство сопричастности к развитию региона, гордость за прошлое, настоящее и будущее. Вместе с тем формируется идентичность и с Кузбассом и Россией в целом, что дает основания для мощного внутреннего стимула к развитию и совершенствованию региона. Однако не все механизмы воздействуют должным образом на молодое поколение таштагольцев. Таким образом, можно сделать вывод о том, что власть осознает потребность в формировании региональной идентичности у жителей. В связи с этим, в настоящее время мы являемся свидетелями начинающегося процесса конструирования региональной идентичности жителей Горной Шории.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Подводя итоги работы, еще раз вернемся к актуальности изученной проблемы. Идентичность сегодня - одна из основ развития личности, и именно формированию региональной идентичности в настоящее время должно уделяться особое внимание, чтобы, в том числе сохранить кадровый состав и развивать социально-экономический потенциал территории.

Что касается ключевого понятия данной работы, то при рассмотрении множества теорий, оно было определено следующим образом: региональная идентичность - элемент общественного и личностного сознания, в котором происходит осознание территориальной общностью самой себя и своих интересов; одной из главных характеристик данного понятия является управляемость. Сформированная позитивная идентичность - это мощный идеологический и психологический фактор развития региона. Результаты, ради которых ведётся эта работа - благоприятный социально - психологический климат, консолидация жителей региона вокруг общих задач, политическая стабильность, конкурентоспособность региона.

В эмпирической части работы был произведен дискурс-анализ баннеров с некоммерческой рекламой. Для этого были отсняты баннеры, встречающиеся на улицах города Таштагола, среди которых выбраны те, содержание которых направлено на формирование региональной идентичности. Всего на конец 2016 года было найдено около 30 баннеров различного содержания. Дополнял дискурс-анализ опрос с помощью анкетирования школьников 8-11 класса, обучающихся в поселке Мундыбаш.

Обобщив результаты, можно сделать вывод о том, что формированию региональной идентичности в последнее время уделяется достаточно большое внимание. Властями осознается потребность в конструировании в сознании жителей положительной территориальной идентичности. В том числе, процесс формирования региональной идентичности в городе Таштаголе представлен и в публикациях наружной некоммерческой рекламы. Были выделены следующие группы:

1. Баннеры, описывающие положительные особенности Таштагольского муниципального района;

2. Баннеры, упоминающие об уникальности и значимости района;

3. Баннеры, работающие на привитие любови и гордости за район;

4. Баннеры, формирующие связь с Таштагольским муниципальным районом, областью, страной.

Каждая из групп влияет на процесс формирования региональной идентичности. Однако, анализ показал, что есть и такой вид баннеров, встречающиеся на улицах города, которые содержат в себе ряд неточностей, и поэтому не в полной мере отвечают поставленной цели.

В то же время анкетный опрос показал, что есть направления, по которым еще предстоит работать для наилучшего достижения результата - связь с историческим прошлым, этнокультурными особенностями.

На основе полученных выводов, можно сказать, что механизмы формирования региональной идентичности в полной мере используются в Таштагольском муниципальном районе посредством размещения наружной рекламы на баннерах. Однако региональная идентичность у опрошенной категории населения до конца не сформирована. А это значит, что гипотеза исследования подтвердилась частично.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Герасимов А. С. Подходы к исследованию региональной идентичности в отечественной науке [Электронный ресурс] // А.С. Герасимов // режим доступа: http://ind.pskgu.ru

Еремина Е.В. Региональная идентичность в контексте социологического анализа [Электронный ресурс] // Е.В. Еремина // Регионология. - 2011. - №3 / режим доступа: http://regionsar.ru/node/781

3. Казанцев С.В. Оценка взаимного положения регионов [Текст] / С.В. Казанцева // Экономика и Социология. - 2008. - №2. - С. 151-174

4. Кожанов И.В. Диагностика сформированности гражданской идентичности у студентов [Текст] // И.В. Кожанов // Педагогические науки. - 2014. - №6. - с. 1504 - 1508

5. Левочкина Н.А. Региональная идентичность: понятие и сущность [Электронный ресурс] // Н.А. Левочкина // Международный журнал прикладных и фундаментальных исследований. - 2016. - № 1-3 / режим доступа: https://applied-research.ru/ru/article/view?id=8533

6. Макаров М.Л. Основные теории дискурса [Текст] / М.Л. Макаров // М.: ИТДГК «Гнозис», 2003. - 280 с.

7. Мурзина И.Я. Региональная культура как предмет философско-культурологического исследования [Текст] / И.Я. Мурзина // Известия Уральского государственного университета. - 2004. - №29. - С.86-97

8. Проблемы гражданской и региональной идентичности в современной России: сборник научных трудов [Текст] / Ульян. гос. техн. ун-т. - Ульяновск: УлГТУ, 2015. - 245 с.

9. Региональная (территориальная) идентичность: подходы, понятие, соотношение с административно-территориальным делением. Элементы региональной общности [Электронный ресурс] // режим доступа: http://cito-web.yspu.org/link1/metod/met119/tema12/Ex12.2.html

10. Шматко Н.А., Качанов Ю.Л. Территориальная идентичность как предмет социологического исследования [Текст] / Н.А. Шматко, Ю.Л. Качанов // СоцИс. - 1998. - №2. - С. 94-101

11. Региональная идентичность: теория содержания и методология изучения [Электронный ресурс] // режим доступа: http://dvo.sut.ru

12. Смирнягин Л.В. О региональной идентичности [Электронный ресурс] //Л.В. Смирягин // режим доступа: http://www.demoscope.ru/weekly/2014/0597/analit05.php

13. Территориальная идентичность [Электронный ресурс] // режим доступа: http://ru.wikipedia.org

Рисунок 1.

Рисунок 2.

Рисунок 3.

Рисунок 4.

Рисунок 5.

Рисунок 6.

Рисунок 7.

Рисунок 8.

Рисунок 9.

Рисунок 10.

Рисунок 11.

Рисунок 12.

Рисунок 13.

Рисунок 14.

Рисунок 15.

Рисунок 16.

Рисунок 17.

Рисунок 18.

Рисунок 19.

Рисунок 20.

Рисунок 21.

Рисунок 22.

ПРИЛОЖЕНИЕ Б

Вам больше нравится, когда вас называют

1. Гражданин России

   Житель Кузбасса

   Житель Горной Шории

Что должно быть важно для жителей Таштагольского района? (возможно несколько вариантов ответа)

1. Ответственность за судьбу своей страны

   Патриотизм

   Безопасность

   Уникальность природных богатств

   Единство шорской и русское национальностей

   Связь с историей, прошлым

   Связь территории с центром (Кемерово, Москва)

   Развитие района за счет туризма

   Сохранение культурного наследия

   Другое___________________________________

Что объединяет Вас с другими жителями Таштагольского муниципального района? (возможно несколько вариантов ответа)

1. Единое государство

   Культура

   Родная Шория

   История, прошлое

   Обычаи, обряды

   Характер

2. Внешний вид

   Дружеские связи, родство

   Ответственность за страну

3. Затрудняюсь ответить

   Другое________________________________

Вы - житель Таштагольского района. Когда в большей степени вы этим гордитесь?

1. Во время образовательного процесса (школа, техникум, вуз)

   Во время просмотра местных ТВ-трансляций, чтения районных газет

   При путешествиях по другими территориями

   Когда нахожусь дома с семьей

   Другое______________________________

   Затрудняюсь ответить

1. 1. Должно быть изображение природных достопримечательностей

      Должны быть изображены люди

      Большой размер

      Должна быть красивая/запоминающаяся надпись

      Должны быть изображены культурные достопримечательности

      Изображено прошлое, история

      Яркие, красочные

      Культурная жизнь, традиции

      Должны быть символы района

      Другое __________________________________________

1. Затрудняюсь ответить

Благодарим за сотрудничество!

Весьма важной проблемой регионализации общественной жизни является вопрос о том, как этот процесс осознается в границах самого региона, в контексте так называемого регионального самосознания, которое нередко служит синонимом термина «региональная идентичность».

Понятие «идентичность» имеет множество значений. Исследователи отмечают, что ни одно из психологических понятий не страдает такой неопределенностью, как данный феномен. Сложность изучения идентичности определяется тем, что она несет в себе два фундаментально различных значения: с одной стороны, идентичность есть абсолютная одинаковость, единообразие и тождество, с другой — определенность, т.е. условие или факт того, что человек или вещь есть сама по себе, и ничто другое.

В широком смысле понятие «идентификация» означает «самоопределение», «самоотождествление» индивидов и групп в социуме.

Согласно Психологическому словарю, под идентичностью следует понимать:

1) свойство сущности или явления, для которого характерно совпадение, тождественность с одним или несколькими другими реальными или абстрактными сущностями или явлениями по основным или общим признакам;

2) совокупность самобытных характерных особенностей человека, составляющих личность индивида — индивидуальность;

3) самоидентичность — самосознание, понимание своей самобытности, неповторимости, отличия от других субъектов, субъективный эквивалент;

4) отношения, устанавливаемые при психологической идентификации.

Заслуга первоначальной разработки категории «идентичность» принадлежит 3. Фрейду. Идентичность он понимал как частный внутренний мир, эмоциональные силы человека, внутреннюю непрерывность и тождественность личности, основанную на восприятии себя во времени и пространстве. Ключевым в становлении идентичности является отождествление индивида с «другим» (авторитетом). Фрейд выделял два равнозначных процесса в развитии идентичности: биологический и социальный. Биологический заключается в становлении иерархичной структуры живых органических систем в жизненном пространстве. Социальный процесс описывает образование групп из организмов, которые существуют в определенном географическом, историческом и культурном пространстве.

Детальная разработка феномена идентичности была предпринята Э. Эриксоном. Американский психолог рассматривал идентичность как итоговое, интегрирующее свойство личности, формирующееся на протяжении всей жизни и проходящее ряд стадий.

По Эриксону, идентичность имеет многоуровневую структуру, включающую:

Индивидуальный уровень, где идентичность — это результат осознания человеком собственной временной протяженности, т.е. ощущение себя неизменным независимо от ситуации;

Личностный уровень, где человек ощущает собственную уникальность и выделяет тождественность самому себе, признание другими;

Социальный уровень, где человек выражает солидарность с социальными, групповыми идеалами и стандартами, воспринимает свое прошлое и будущее как единое целое.

Идеи Эриксона об изменчивости идентичности на протяжении всей жизни были восприняты различными философскими, социологическими и психологическими школами, которые предприняли попытки выделения структурных компонентов его концепции.

Во второй половине XX в. благодаря работам Ч. Тейлора, Э. Гидденса, Ю. Хабермаса и др. термин «идентичность» входит в научную, а затем и публицистическую лексику. С тех пор феномен идентичности исследуется с позиций разных теоретических подходов — от социального конструктивизма до инструментализма, утверждающего, что в основе возникновения и сохранения самосознания личности/группы лежат «объективные» интересы.

В первом случае идентичность анализируется преимущественно в терминах дискурса, риторики или идеологии. В центре внимания — роль интеллектуалов, политиков и других акторов, социально конструирующих идентичности, а сами идентичности рассматриваются как произвольные и случайные исторические продукты.

Так, основатель символического интеракционизма Дж. Мид определяет идентичность как синтез истории общества и биографии конкретной личности, как способность человека воспринимать свое поведение и жизнь в качестве связанного и единого целого. Рассматривая проблему соотношения личных и социальных начал в человеке, он выделяет осознаваемую и неосознаваемую идентичности. Первая базируется на нормах, привычках, ритуалах. Это неосознанно принятый человеком комплекс ожиданий, поступающих от социальной группы, к которой он принадлежит. Осознаваемая идентичность возникает тогда, когда человек начинает размышлять о себе и своем поведении. Однако осознаваемая идентичность не означает автономии личности от социума, так как она формируется под его воздействием. В то же время наличие осознаваемой идентичности подразумевает момент относительной свободы личности, так как человек перестает следовать обычной схеме действий и начинает думать о цели и тактике своего поведения.

В рамках когнитивистского направления разрабатывались и такие социально-психологические концепции, как теория социальной идентичности Г. Тэджфела и теория самокатегоризации Дж. Тернера. Особое внимание здесь уделяется анализу соотношения личностной и социальной идентичностей. Процесс актуализации той или иной идентичности определяется мотивацией индивида, ориентированной на достижение им позитивной самооценки. Основным критерием различия между личностной и социальной идентичностью являются функции, выполняемые каждой из них. По мнению сторонников теории социальной идентичности, личностная идентичность связана с осознанием человеком своего отличия от других, а социальная — сходства с некоторыми из них. Большое внимание сторонники теории социальной идентичности уделяют роли эмоционального компонента. Согласно мотивационному утверждению, принятие человеком той или иной социальной идентичности оказывает влияние на его самооценку. В частности, принятие человеком позитивно оцениваемой социальной идентичности способствует поддержанию его высокой самооценки, и наоборот.

Между личностной и социальной подструктурами имеют место противоречия; достижение баланса свидетельствует о благополучном развитии личности, неразрешенные противоречия и конфликты приводят к кризису идентичности.

Детальное описание механизма формирования идентичности как субъективной реальности содержится в теории социального конструирования П. Бергера и Т. Лукмана. Согласно авторам, субъект конструирования является одновременно и его объектом. Акцентирование этих двух проявлений идентичности важно потому, что они взаимно переплетаются и влияют друг на друга. С усложнением социальной структуры растет множественность идентичностей. Конкуренция идентичностей в индустриальном обществе увеличивает возможности индивида по их выбору и использованию в качестве ролей.

Ю. Хабермас понимает личностную и социальную идентичность как два измерения, в которых реализуется идентичность, возникающая в балансе между личностной и социальной идентичностью. Установление и поддержание этого баланса происходит с помощью техник взаимодействия, среди которых исключительное значение отводится языку. Во взаимодействии человек проясняет свою идентичность, стремясь соответствовать нормативным ожиданиям партнера, но в то же время стремится к выражению своей неповторимости.

Новизна в интерпретации идентичности в конце XX в. была связана преимущественно с социальным контекстом. В современном обществе, где классовые различия ослабевают, а культурные традиции исчезают (чему во многом способствует глобализация), основой коллективной мобилизации становятся групповые особенности, связанные со спецификой жизненного уклада. Речь идет о группах, образуемых на основе разных интересов, которые возникают в зависимости от различных критериев дифференциации. На первый план выступают региональные, культурные, конфессиональные, стилевые лояльности. В соответствии с новыми типами лояльности формируются новые типы идентичности.

Особо следует выделить исследования британского социолога Э. Гидденса, представившего одну из наиболее содержательных концепций места идентичности в современной культуре. Его работа «Модерн и самоидентичность» описывает идентичность и самоидентичность как явления современной культуры. По Гидценсу, структура идентичности имеет два полюса. Один из них — это конформизм (приспосабливаемость), другой — замкнутость на себя. Между полюсами есть несколько уровней: «1) унификация — фрагментация; 2) беспомощность — овладевание; 3) авторитарность — неопределенность; 4) личные потребности — рыночный индивид. На каждом уровне возможны патологические формы развития: 1) традиционализм — конформизм; 2) всемогущество — отчуждение; 3) догматизм — радикальное сомнение; 4) нарциссизм — полное растворение в мире товаров».

Таким образом, идентичность в психологии — постоянное Я человека, внутреннее, субъективное понятие о себе. В социальных науках идентичность рассматривается как одна из форм социализации личности, как результат взаимодействия индивида с другими людьми и усвоения выработанного в процессе социального взаимодействия опыта. Социально-психологические концепции различают социальную и личностную идентичности.

Территориальная идентичность

Если идентичность является традиционным объектом исследования социологии и психологии, то ее территориальный аспект довольно долго оставался без внимания. Разработка понятия «территориальная идентичность» тесно связана с понятием «территориальная общность».

Территориальная общность наряду с другими общностями (этническими, профессиональными, конфессиональными, социогендерными, демографическими и иными) занимает одно из главных мест в социальной структуре. Она выступает одним из субъектов общественных отношений и, следовательно, может быть рассмотрена в качестве пространственно-образующей структуры социального пространства, поскольку фиксирует принадлежность людей к неодинаково развитым территориям и закрепляет их за различного рода поселениями. Территориальная общность складывается и существует как относительно замкнутое, обособленное в пространстве социальное образование, где действуют свои культурные ценности, формируется определенный тип отношений между людьми. Она производит отбор соответствующих ее интересам смысложизненных, коллективистских ценностей и интересов личности, транслируя их в дальнейшем на уровень общества, и выполняет ряд иных функций, обеспечивающих в конечном итоге мотивацию деятельности включенных в нее членов общества. В отличие от специализированных объединений людей (учебных, конфессиональных и пр.), территориальная общность выступает как сфера целостного воспроизводства личности, являясь гарантом сохранения личности, а личность, в свою очередь, — условием функционирования общности. Кроме того, территориальная общность отражает связь между неоднородными территориальными и социальными аспектами развития условий жизнедеятельности различных социальных групп, наполняющих социальное пространство.

Исследователи полагают, что понятия «регион», «общность» и «территориальная общность» необходимо разграничивать. Регион обладает социально-пространственной общностью организации проживающего в его рамках носителя, он выступает «системой, обеспечивающей сущностные функции человеческого бытия на уровне устойчивого, относительно самостоятельного образования». Формирование коллективного интереса, отражающего уже общие черты социального положения отдельных индивидов, происходит в социальных общностях. Общность должна иметь какое-то цементирующее начало — им может быть территория. Занятие территории людьми, установление границ характеризуют начало социальной жизни, ограничение свободы передвижения, определение своего места человеком. Формируется специфическое объединение — территориальная общность, имеющая одинаковое отношение к определенной территории и характеризующаяся системой экономических, технико-технологических и социальных связей между людьми, выделяющих ее в качестве относительно самостоятельной единицы пространственной организации жизнедеятельности.

В целом можно говорить о двух трактовках понятия «территориальная общность». Сторонники первой считают, что территориальная общность — это относительно маленькое сообщество, территориально-административное образование. Вторые рассматривают территориальное сообщество в качестве достаточно крупного региона, не имеющего под собой институционального происхождения. Формирование таких общностей связано, как правило, с определенной территорией, климатом, типом хозяйственной деятельности, отношением с центром и «местным патриотизмом»; у населения вырабатывается особое представление о себе, своих отношениях во внутренней и внешней жизни.

Я. Щепаньский выводит понятие территориальной общности из более широкого понятия социальной совокупности, которую он рассматривает как «объединение людей, в которых создана и сохраняется, хотя бы в течение короткого периода, определенная социальная связь». Территориальная общность понимается как «группа людей, члены которой связаны узами общих отношений к территории, на которой они проживают, и узами отношений, вытекающих из факта проживания на общей территории».

В изучении территориальных общностей можно условно выделить несколько подходов. С точки зрения философского подхода территориальная общность есть субъект общественного развития, испытывающий влияние всеобщего и специфического факторов. Так, еще Аристотель считал общность наиболее важным условием достижения блага всего общества.

Другой подход — социологический — основан на структурно-системной парадигме общественных процессов и противопоставлении ее парадигме феноменологической. Социологи изучали особенности территориальных общностей, механизмы взаимодействия, единства и многообразия их интересов. Исследовав социальные изменения эмпирическими методами, они пришли к выводу, что «выделение социальной общности в качестве центрального звена в предметной области социологии наилучшим образом отвечает объективному общественному требованию анализа субъекта общественных преобразований, его интереса и потребностей».

Сторонники культурологического подхода, характеризуя жизненный мир человека, представляют его как источник формирования личности, который концептуально соединяет человека с видами, возникшими раньше него, над которыми он не властен. События современной жизни так динамичны, что контролировать их существующими ныне культурными кодами невозможно. Это означает, что человек не в состоянии определить свое место в социальном пространстве, наполненном многообразием ценностей, культурных идентичностей и философий. Поскольку же «общность имеет устойчивость во времени, для индивида ее лучше освоить, чем сломать».

Следующий подход — географический. Проблема зависимости социального развития личности от особенностей территории проживания отмечалась еще в трудах Демокрита, позднее — Ш. Монтескьё, Г.Т. Бок ля, Э. Реклю, известных русских ученых С.М. Соловьева, В.О. Ключевского, Л.И. Мечникова, А.П. Щапова, идеи которых с различной степенью плодотворности уточнялись и детализировались в XX в. в теории этногенеза Л.Н. Гумилева, в географической теории К. Хаусхофера.

Анализ различных теоретических построений показывает, что большинство ученых увязывают формирование территориальной общности с тремя факторами: территорией (объединение людей внутри определенного географического ареала, формирующего условия жизнедеятельности), социальным взаимодействием (совокупность норм и правил поведения, которых должны придерживаться члены группы) и психо-культурной характеристикой, связанной с наличием прочных связей между индивидами или обязательств среди членов территориальной общности.

Совокупность этих факторов является источником формирования территориальной идентичности, подчеркивающей пространственную, хозяйственную и психологическую обособленность населения, т.е. наличие неких самостоятельных форм и типов жизнедеятельности, традиций, опыта, идеалов и символов, которые необходимо оберегать, защищать и развивать. Она служит важным фактором социальной и культурной активности населения территории, определяя свой стиль экономической и культурной жизни, специфическое развитие социальных институтов (семья, родство, взаимоотношения, управление) и структуры социального характера населения и мировоззрения.

Таким образом, территориальная идентичность понимается как переживаемые или осознаваемые смыслы системы территориальных общностей, формирующие осознание территориальной принадлежности индивида, его чувство причастности и нерасчлененности. Территориальная идентичность актуализируется через осознаваемые смыслы системы территориальных общностей, формирующих территориальную принадлежность индивида. Символы легко узнаваемы в представлениях масс о самих себе и, соответственно, быстро мобилизуются как самим населением, так и элитой. В них проявляются самоощущение и самоидентификация с общностью, порождающие сознание территориальной принадлежности индивида. Она формируется как результат двух процессов: объединения и различения. Чтобы идентифицировать территориальную общность, необходимо ее «определить» и «отделить» от других общностей. Стремление индивида идентифицировать себя с тем или иным сообществом возникает при разрушении традиционного уклада, где не актуализируется потребность самоопределения в системе социальных взаимосвязей. Территориальная идентичность является идеальной представленностью социального отождествления «Я — член территориальной общности». Данное отождествление обусловлено фиксированными в социальной позиции и биографическом опыте диспозициями, позволяющими воспринимать, оценивать и категоризировать социальные ситуации определенным образом. Эти диспозиции проявляются в поведении, коммуникации, эмоциональном отношении. Территориальная идентичность необходимо связана со специфическим пониманием территории, что происходит за счет переживания индивидом социокультурных обстоятельств и черт, характеризующих данную территориальную общность, как своих собственных.

Территориальная общность, к которой человек чувствует причастность, всегда будет ограничена конкретным место развитием (город, область, село или же достаточно обширное пространство — страна, регион, материк). Проблема соотношения различных уровней территориальной идентичности — макрорегиональной, национальной, этнической, региональной и локальной — является одной из самых сложных междисциплинарных проблем. Обычно человек ощущает себя жителем одновременно и своей страны, и одного из ее регионов, и конкретного населенного пункта. При этом эти разные уровни территориальной идентичности играют разную роль — подчиненную или господствующую. Некоторые идентичности могут быть «спящими» и активизируются лишь при определенных обстоятельствах, например в случае возникновения угрозы данной группе. Если же региональная идентичность выходит на первый план и превалирует над национальной, возникает опасность распада государства.

Рассматривая механизм формирования территориальной идентичности, Н.А. Шматко и Ю.Л. Качанов выделяют образ индивида «Я — член территориальной общности», который соотносится с образом Я и образами территориальной общности. То есть каждый член группы имеет представление о территориальной общности, к которой он принадлежит, и это представление он соотносит со своим образом, насколько тот соответствует данной общности. Характерной особенностью при идентификации личности является тот факт, что индивиды склонны минимизировать различия между членами одной и той же общности, максимально увеличивая воспринимаемые различия между разными общностями. Важно, что такая идентификация носит надэтнический характер и определяется не национальной, а территориальной принадлежностью, сообщающей в собственных глазах и глазах окружающих особенные социально, психологически и культурно значимые черты. П. Сорокин считал, что «из всех связей, которые соединяют людей... связи по местности являются самыми сильными. Одно и то же местожительство порождает в людях общность стремлений и интересов. Сходство в образе жизни, семейные связи, товарищеские отношения, созданные еще с детства, придают им общий характер, создающий живую связь. В итоге образуется группа, отмеченная колоритом данного места. Таковы в России типы “ярославца”, “помора”, “сибиряка” и т.п.».

Территориальные идентичности имеют особое значение в Российской Федерации, поскольку весь предшествующий ход исторического развития страны был связан с формированием на ее огромном пространстве территориальных общностей, заметно выделяющихся своей индивидуальностью, имеющих свою социокультурную специфику, территориальную идентичность. «Русская история есть по преимуществу история областей, разнообразных ассоциаций провинциальных масс народа», — писал А.П. Щапов. Областность, будучи коренным, непреходящим началом жизни народа, обусловила специфику русской истории. Она складывалась путем вольного, колонизационного самоустройства и саморазвития «на особой речной системе» или «на отдельном волоке», местного «разноплеменного историко-этнографического самообразования» и «вечевого самоуправления».

Субъективные условия выделения социально-территориальных локусов чрезвычайно сложны и многоплановы. Внешней формой выражения связи этих систем с особенностями территории является фиксация специфики хозяйственного занятия населения в эндо и экзоназваниях. Так, словом «помор» в начале XVIII — первой трети XX в. обозначалось население «по территориально-хозяйственному признаку: неземледельческое население сугубо беломорского побережья, основой хозяйства которого являются различные морские промыслы», Жители деревни Залывская Холмогорского уезда получили свое прозвище залывчана купора из-за развитого здесь купорного (бондарного) промысла. Население Придвинских уездов (Архангельского, Холмогорского) называло жителей Поважья (Шенкурский уезд) ваганами-водохлебами, так как «многие из них проводят большую часть лета на воде, нанимаясь в рабочие для сплава барок и плотов с верховьев Северной Двины и ее притоков».

Таким образом, проявлением территориальной идентичности может служить присущая индивиду иерархизированная система географических самоидентификаций, включающая такие уровни, как «локальная» идентификация (житель конкретного населенного пункта: села, станции, поселка, общины и т.п.), идентификация себя с определенной локальной субэтнической общностью (поморы, мезенцы, черепаны, ваганы, пошехонцы и т.д.) и регионом (житель Поморья, Приуралья, Сибири и т.д.). Данный фактор проявляется с различной интенсивностью, корреспондирует с определенным культурным содержанием и пр.

Главные виды территориальной идентичности — этническая и национальная — основываются на приобретенной в ходе социализации культуре и на лояльности государству. Они могут пребывать в гармонии, однако могут и конфликтовать между собой. Это связано с явлением множественной идентичности, которая возникает в результате взаимопроникновения культур, международной миграции и процессов глобализации. Например, смешанные браки порождают двойную или множественную идентичность в сознании индивида, разные идентичности могут мирно сосуществовать до тех пор, пока перед человеком не встанет вопрос о выборе одной из них.

Этническая идентичность

Разработка проблемы этнической идентичности тесно связана с анализом и теоретическими построениями центральной категории — термина «этничность».

Этническое самосознание не может существовать автономно, без соотнесенности, сравнения «себя» с «другими», поэтому в определенном смысле ощущение этнической идентичности есть фиксация различения «мы» — не «они». Эту особенность отмечают и современные западные антропологи, и отечественные этнологи, психологи, социологи. Так, по мысли Ф. Барта, «только факт постоянной дихотомии между членами (группы) и “внешними” позволяет определить общность и исследовать изменения культурных форм и содержаний». И.С. Кон обращает внимание на другую особенность этнической идентичности — на «три главные модальности» (психофизиологическую, личную, социальную идентичность), благодаря которым сходство между «нами» актуализируется в разнообразных формах, с различной степенью интенсивности.

Таким образом, можно согласиться с мнением Г.В. Старовойтовой, что этническая идентификация (этническое самосознание) — это «определенный слой общественного сознания, который ограничен рамками обыденного опыта, закрепленного в традициях и обычаях, и включает в себя непосредственное отражение практической деятельности, мораль и нормы обычного права, эстетические нормы и нравы, представление о своей этнической принадлежности в некоторой шкале, соотносящей данный этнос с другими».

Одними из основных эмпирических индикаторов национального самосознания являются:

1) этническая самоидентификация, включающая представление об этноконсолидирующих и этнодифференцирующих признаках;

2) национальный характер на уровне автостереотипов (например, русские о русских);

3) социокультурные установки, включающие представление и оценочные суждения относительно истории и отдельных элементов традиционной культуры (языка, ритуалов, традиций).

Выделяют несколько видов этнической идентичности:

Сознательная;

Полная;

Частичная (можно осознавать себя частью одного народа, а можно — одновременно двух и более народов, семей, профессиональных групп);

Непосредственная;

Опосредованная (осуществляется включенностью в соответствующую этническую общность — семья, социальные страты, субэтносы и т.д.).

Формирование этнической идентификации может произойти на основе или подражания (когда индивид осознанно или неосознанно копирует стереотипы поведения той этнической общности, в которой он живет), или принуждения (орудием принуждения могут стать традиции или ценностные ориентации общества), или свободного и осознанного выбора.

В процессе формирования этнической идентичности в зависимости от сочетания разных причин и условий складываются семь ее типов, отличающихся стойкими чертами и признаками:

1) нормальная идентичность — образ своего народа воспринимается как положительный, имеет место благоприятное отношение к его культуре, истории. Но потребность в идентификации с данной этнической группой зависит от типа личности и ситуации. Отклонения от «нормы» могут идти в направлении как нарастания этничности, так и ее снижения или даже угасания;

2) этноцентрическая идентичность — некритическое предпочтение какой-либо этнической группы и самоидентификация индивида с ней. При такой идентичности присутствуют элементы этноизоляционизма, замкнутости. В некоторых этнических группах элементы замкнутости детерминируются традиционными нормами, религиозными правилами, но изоляционизмом не сопровождаются;

3) этнодоминирующая этничность — этничность становится наиболее предпочтительной перед всеми другими видами идентичности (профессиональной, семейной). Такая идентичность обычно сопровождается признанием «права народа» выше прав человека, представлениями о превосходстве своего народа, дискриминационными установками в отношении других этнических групп, признанием правомерности этнических «чисток», стремлениями не смешиваться с другими этносами;

4) этнический фанатизм — абсолютное доминирование этнических интересов и целей сопровождается готовностью идти на любые жертвы и действия — крайняя форма агрессивной идентичности;

5) этническая индифферентность — возникает тогда, когда люди равнодушны к проблеме собственной этнической идентичности, к ценностям своего и других народов. Они не зависимы от норм и традиций собственной этнической группы, на их поведение не влияет ни собственная этническая принадлежность, ни этническая идентичность других;

6) этнонигилизм — представляет собой отрицание в форме космополитизма этничности, этнических ценностей. Возникает в связи с осознанием низкого статуса своей этнической группы, с признанием ее неравноценности по сравнению с другими. Следствие — избегание своей этничности;

7) амбивалентная этничность — явно не выраженная этническая идентичность, широко распространенная в смешанной этнической среде.

А.Г. Смирновой и И.Ю. Киселевым была предложена модель двух измерений этнической идентичности, так как индивид с разной степенью интенсивности может идентифицировать себя как с одной, так и одновременно с двумя этническими общностями.

Она включает четыре типа этнической идентичности, при которых связи с двумя группами могут сосуществовать относительно независимо друг от друга:

Моноэтническая идентичность со своей этнической группой. Она совпадает с официальной этнической принадлежностью;

Моноэтническая идентичность с другой этнической группой (измененная этническая идентичность). Возможна в случаях, когда в полиэтнических сообществах чужая группа рассматривается как имеющая более высокий экономический, социальный статус, чем своя. Конечным результатом идентификации с чужой группой является полная ассимиляция, т.е. принятие ее традиций, ценностей, норм, языка, вплоть до полного растворения индивида в ней;

Биэтническая идентичность — характеризуется наличием у индивида психологических особенностей обеих групп, обладает бикультурной компетентностью;

Маргинальная этническая идентичность. Такой идентичностью обладают индивиды, которые балансируют между двумя культурами, не овладев в должной мере ценностями и нормами ни одной из них.

Возможна также слабая, нечетко выраженная этническая идентичность или даже ее полное отсутствие — отрицание значимости этнической принадлежности. В противоположность этой тенденции существует космополитическая идентичность, когда индивид причисляет себя к широким наднациональным общностям — гражданам мира.

Процесс становления этнической идентичности связан с этапами психического развития ребенка. Традиционно выделяют три этапа. На первом этапе (6—7 лет) приобретаются первые знания о своей этнической принадлежности; наиболее значимыми на этом этапе являются семья и социальное окружение. Второй этап (8— 9 лет) связан с ограничением себя и своей этнической группы (выделяются основания идентификации — национальность родителей, место проживания, родной язык). Третий этап охватывает подростковый возраст, когда этническая идентичность формируется в полном объеме, ребенок отмечает уникальность истории, специфику бытовой культуры.

Существует иная периодизация становления этнической идентичности. И.А. Снежкова начальным этапом развития этнического самосознания считает десятилетний возраст. В этот период осознание детьми своей принадлежности еще нечеткое, этнические знания слабы. Формирование этнической идентификации происходит по принципу «Я такой же, как окружающие». В возрасте 11—15 лет (второй этап) есть осознанное отношение к своему этносу, формируются представления и оценки этнокультурных и этнопсихологических особенностей своей общности в сравнении с другими этническими группами. Формирование этнической идентичности происходит по принципу: «Я такой же, как мой народ». На третьем этапе (старший школьный возраст — 16—17 лет) укрепляется осознание своей этнической принадлежности, конструируется этническое мировоззрение. Идентификация осуществляется на основе формулы «Я — представитель своего народа».

Б.А. Вяткин и В Ю. Хотинец выделяют и четвертый этап (от 18 до 22 лет), являющийся решающим в развитии этнического самосознания, его упрочнении и закреплении.

Не вызывает сомнений, что для современного общества этнические проблемы являются одними из наиболее острых, а этничность стала фактором формирования широкого спектра политических ситуаций и процессов в самых различных регионах мира. В сущности, ее идеи и практика столь же глобальны, как и современное мировое развитие. Перед лицом во многом хаотических метаморфоз социальной среды у человека резко обостряется поиск стабильных оснований для своего бытия, потребность вновь ощутить себя частью целого, частью социальной общности. Одним из наиболее очевидных ответов на сложившуюся ситуацию переходного общества является идентификация себя с определенной этнической группой. Этническая принадлежность выступает в нестабильных обществах в роли мощной консолидирующей силы.

Национальная идентичность

В научной литературе между понятиями «национальная» и «этническая идентичность» часто ставят знак равенства. Так, В.А. Ачкасов полагает, что это уравнивание понятий правомерно, так как «этнос и этничность являются базовыми для этнической классификации, а понятие “нация” чаще всего определяется как государственная форма этнической общности людей». Аналогичной точки зрения придерживается и К. Калхун полагающий, что «совершенно разделить национализм и этничность невозможно, равно как и невозможно объяснить национализм как простое продолжение этничности».

Несмотря на множественность подходов и интерпретаций, несомненным является тот факт, что для существования прочных и глубоких связей, скрепляющих воедино нацию и государство, необходимо демонстрировать и уважать особенности национальной идентичности. «По своей внутренней сущности, — полагает Х.М. Росалес, — национальная идентичность связывает признающих ее людей, которые воспитываются в рамках всеми ими разделяемого опыта, основа которого — общие ценности и жизненные формулы. Именно эта культурная идентификация отличает индивидов и сообщества друг от друга».

Осознавая свою национальную идентичность, индивид стремится к определению «своих» и «чужих», т.е. тех, кто такой же, как он, и тех, кто отличается от него. По мнению Б. Андерсона, «критической границей любой нации является идея “чужих” — людей, которых нация отличает и, возможно, даже отдаляет от себя. Любая нация имеет ограниченные, возможно, эластичные границы, за пределами которых находятся другие нации. Ни одна нация не считает себя соседствующей со всем человечеством».

При исследовании особенностей национальной идентичности прежде всего необходимо изучить зависимость между политическим устройством общества и национальными чувствами, преобладающими в этом обществе, что позволит впоследствии определить, какие именно факторы способствуют созданию и поддерживанию национальных чувств.

В современных демократиях вопросы национальной идентичности многократно усложнились: они не так тесно связаны с ясным положительным самоопределением, а построены на постоянном конфликте, соперничестве и коалиции. Дискуссии о характере общей идентичности далеко не всегда касаются флагов и других наглядных символов национального сознания. Они могут вестись о расе, истории, гендерном равноправии или насилии. Это, в свою очередь, порождает необходимость пересмотреть предположение о соответствии между политическими режимами, превалирующими в определенном обществе, и отношением людей к этому обществу. Кроме того, индивиды, имеющие более демократические формы национальных чувств, менее склонны к выражению унижающего предвзятого мнения относительно других людей, не принадлежащих к данной группе, чем те, у которых преобладают националистические чувства, основанные на этнических предпочтениях или нетерпимости.

Подобное переосмысление обусловлено, в первую очередь, уменьшением роли наций-государств, национализма и национальности как в качестве законной политической силы, так и в качестве фундамента для утверждения идентичности. Тем не менее еще очень рано говорить о скором исчезновении феномена национальности.

Так, У.О. Бимен, исследуя формирование национальной идентичности в условиях мультикультурализма, указывает на то, что все преуспевающие нации обладают набором стержневых символических элементов, служащих своеобразными критериями для их граждан. Эти символы поощряют лояльность, конкретизируют чувства собственного достоинства и самоуважения, а также создают моральную основу для общественного участия в национальной обороне, политике, в функционировании социальных и экономических институтов. «Новые нации должны определить для себя (осознанно или неосознанно), с помощью каких символов они хотели бы выразить свои представления о себе как таковых на индивидуальном и коллективном уровне. В XX столетии выработка возникающими государствами национальной идентичности связана с громадными сложностями. Эти сложности особенно велики в тех случаях, когда данная нация включает несколько этнических, религиозных или лингвистических групп». В качестве примера автор ссылается на опыт некоторых молодых африканских государств, объединяющих десятки групп со своими региональными «лояльностями», которые подменяют общую лояльность по отношению к государству.

Процесс формирования национальной идентичности проходит три этапа. Первый этап — этнодифференциация, когда происходит осознание особенностей своей общности, отличий «мы» от «они». Следующий этап — выработка авто и гетеростереотипов. В этот период складываются представления о национальном характере, психическом складе, темпераменте типичного представителя общности. Третий, последний этап связан с формированием национального идеала. Этот этап является своего рода синтезом двух предыдущих, поскольку включает в себя не только оценку своего этноса, но и представление о его социально-исторических задачах, предназначении, о специфических для данной общности господствующих ценностных ориентациях. Основной функцией национальных идеалов является интеграция общности.

Принято выделять три формы национальной идентичности:

1) символическая принадлежность к нации, когда связи на уровне индивид — группа характеризуются тесной эмоциональной привязанностью к ценностям и символам коллектива. В период угрозы, разрушения традиционных связей символическая принадлежность к нации рассматривается как средство уменьшения тревоги путем поддержания идентичности и групповой сплоченности;

2) приверженность нормам — характеризуется латентной связью с нацией, подчиненной более насущным ролям, которые ассоциируются с профессиональными, религиозными и родственными группами;

3) функциональная принадлежность — модель такой связи с нацией, когда индивид определяет свою роль в рамках институциональной ответственности.

Необходимость в национальной идентичности объясняется базовыми психологическими потребностями человека. «Человек, удовлетворяя свои потребности в безопасности и принадлежности к общности, осознанно идентифицирует себя с национальной общностью и формирует чувство “мы”, а с другой стороны, удовлетворяя потребность в уникальности своего “Я”, отделяет свою общность от других... и формирует чувство “они”».

Национализм как фактор региональной идентичности

Неотъемлемой частью и наиболее развитой формой национальной идентичности является национализм.

Возникновение национализма как государственной идеологии связано с появлением династических государств в Западной Европе, которые понимались как территориальный союз власти, претендующей монопольно на узаконенное физическое насилие и подкреплявшей свою легитимность династическим правом присваивать территорию государства вместе с подданными, объединять через браки, дарить или расчленять государства при дележе наследства. Основывалось данное право не на воле народа, а на воле Божьей. Позже «нации как группы людей, стремящихся к образованию собственного государства (нации по волеизъявлению), исторически предполагают не только идею, но и практическое существование территориального государства. Сама мысль, что совокупность людей может стать нацией, притязающей на собственное государство, но не имеющей такового (нация без государства), оформляется лишь в XVIII в., когда идея о народном суверенитете, о легитимации государственной власти через волю, интересы и потребности народа начинает внедряться в общественное сознание». Иными словами, национализм начинается с перехода от династического суверенитета к народному, от Божьей милости к воле народа.

В широкий оборот термин «национализм» вошел в ходе Великой французской революции конца XVIII в. для обозначения приверженности людей интересам своей нации, понимаемой как «согражданство», в отличие от прежней верности королю. В этом позитивном смысле «этнического патриотизма» термин получил широкое распространение в XIX в. в странах аналогичного понимания термина «нация», в том числе англоязычных. Однако в России, Германии и других странах, где нация понималась как этническая общность, в термин «национализм» — особенно по мере столкновения различных национальных (этнических) интересов и обострения национальных отношений — стало вкладываться негативное содержание, обусловленное тенденцией противопоставления людей своей национальной принадлежности инонациональным группам. В советской науке «национализм» долгие годы трактовался как возвышение одной нации над другой, проявляющееся как на бытовом (формирование системы национальных/этнических симпатий и антипатий), так и на групповом (создание идеологии национального неравноправия) уровне.

Таким образом, еще в XIX в. формируется «западный» и «восточный» типы национализма, связанные с различиями в понимании термина «нация». Под «восточным» типом, согласно Э.Д. Смиту, следует понимать этническую модель нации как культурного сообщества, сформированного естественным образом индивидами, родившимися в его границах. «Западная» (гражданская) модель трактует нацию в терминах политического сообщества, созданного договорным путем. Однако между этими формами существуют и общие, «фундаментальные» черты: историческая легитимность занимаемой территории; совокупность легенд и традиций в качестве опоры коллективной идентичности; опыт общественной жизни и правовой культуры, придающий каждому сообществу его институциональную конфигурацию; и, наконец, развитие экономической системы, позволяющей опознать сообщество и его членов в их отношениях с внешним миром.

Наиболее четкие формы национализм получил с развитием капитализма и движений за создание национальных государств с выборными органами власти, с обострением экономического соперничества внутри таких государств между иноэтническими группами и внешнеполитического соперничества с другими государствами за колонии, рынки сбыта и т.п. Повсеместное распространение национального государства как максимально легитимной формы государственности — яркое свидетельство триумфа национализма как парадигмы политического мышления.

В Новейшее время национализм в той или иной форме и с различной степенью проявления отмечен почти повсюду, в том числе и в промышленно развитых странах, где процессы межнациональной экономической и культурной интеграции, казалось бы, должны были привести к его исчезновению (например, франко-канадский, или квебекский, национализм в Канаде, баскский, каталонский и галисийский национализм в Испании).

Национализм стал отличительной чертой международной политики XX в. После окончания Первой мировой войны не было идеологии, получившей бы настолько широкое признание. Наиболее реакционную форму нацизм принял в германском так называемом национал социализме, который якобы для блага «высшей» немецкой («арийской») нации включил в программу своей деятельности порабощение или уничтожение «неарийских» народов; применение нацистами в их национальной политике расовых критериев разграничения «арийцев» и «неарийцев» связало их идеологию с расизмом. Близкие к нацизму формы национализма возникли в послевоенной Европе в странах, куда прибыли многочисленные иммигранты, отличающиеся от местного населения этнорасовыми характеристиками; они проявляются в действиях членов «Национального фронта» в Великобритании и во Франции, движениях правых группировок в ФРГ и т.д.

Примерно с середины 1980х гг. наблюдается подъем национализма в Советском Союзе и в во многом аналогичной ему по государственной системе и структуре Югославии. Такой национализм, опирающийся на созданные в этих государствах национальные республики и уже имевшиеся привилегии «титульных» национальностей этих республик, соединил в себе все три вида наступательного национализма — языково-культурный, экономический и политический — и выразился главным образом в национал-сепаратизме. В республиках СССР он питался недовольством централизованным командно-административным управлением экономикой, процессом распространения русского языка и общественной культуры, а также стремлением административной и культурной элиты «титульных» республиканских наций закрепить и умножить имевшиеся у нее привилегии по сравнению с иноэтническими группами. К этому присоединилось и желание растущей национальной элиты укрепиться в рамках суверенных национальных государств, победить или вытеснить иноэтнических конкурентов. Важным этапом развития национализма в союзных республиках СССР стало принятие законов, объявляющих язык «титульных» наций «государственным» с ущемлением русского языка, бывшего до этого основным языком межнационального общения в многонациональной стране, а при дальнейшем развитии национализма — принятие законов, лишивших многие этнические меньшинства политических прав (например, в Эстонии и Латвии). Окончательным же результатом национализма и национал-сепаратизма в СССР и Федеративной Республике Югославии стал распад этих государств на самостоятельные политические образования.

В современном научном дискурсе, как и в обыденной речи, понятие «национализм» обладает несколькими значениями. С 1945 г. «национализм» имеет негативный смысл. С ним ассоциируются такие явления, как державная национальная политика, агрессия, иррационализм, нетерпимость, ненависть, насилие и деспотизм. В современной исторической традиции национализм противопоставляется демократии... Однако и национализм, и демократия — производные одной и той же фундаментальной исторической идеи, а именно: идеи о суверенитете народа». Как отмечает Ф. Фукуяма, идеология национализма исходит из убеждения, что однородные культурно-лингвистические группы должны быть организованы в суверенные государства. Суверенитет же есть коллективное самоопределение. Другими словами, концепты национализма и демократии — и в теоретическом, и в практическом плане — являются взаимодополняющими, хотя их соединение дается крайне непросто».

Тем не менее национализм и демократия не составляют некоего абсолютно лишенного противоречий единства и нуждаются в политическом и правовом компромиссе, которого каждый раз и в каждой конкретной ситуации необходимо добиваться заново.

С одной стороны, как уже отмечалось, о триумфе национализма как парадигмы политического мышления свидетельствует повсеместное распространение национального государства. Можно лишь добавить, что, возможно, еще более впечатляет факт своеобразной мимикрии государственных образований (в основном постколониальных), не преуспевших в нациестроительстве, стремящихся придать себе вид национальных государств и таким образом гарантировать легитимность своего существования.

С другой стороны, большинство современных государств являются многонациональными и поликультурными. Поэтому превратить их в нации-государства демократическими средствами крайне сложно. «Когда поликультурность вмонтирована в саму структуру общества, единственно возможными демократическими путями создания гомогенной нации-государства являются добровольная культурная ассимиляция и добровольный “выход”, или мирное изменение территориальных границ при финансовой поддержке и контроле со стороны мирового сообщества и согласии всех политических лидеров. Но это воистину рискованные исходные допущения (добиться практической реализации которых демократическими методами крайне сложно)».

Сторонники либерализма сходятся в том, что в условиях, когда граждане идентифицируют себя не столько с этническими подгруппами внутри страны, сколько с более общим, всеохватывающим государством, острота и разрушительные последствия политических разногласий сокращаются, а сплоченность возрастает. Либерализм заставил оптимистов во главе с Ф. Фукуямой говорить о «конце истории», но его же приверженцы в лице С. Хантингтона предупреждают об иллюзорности этой победы и сомневаются в самой возможности ее достижения, не говоря уже о мнении тех, кто не разделяет самих либеральных ценностей.

Однако если различные культурные группы проживают каждая на своей особой территории или в отдельном регионе страны, вероятность формирования комбинированной, не говоря уже об универсальной, идентичности снижается. Там же, где чувство идентичности основано прежде всего на принадлежности к этнической группе, ассоциации, создаваемые для зашиты интересов граждан (политические партии или организации коллективного действия), также, как правило, опираются на конкретные этнические группы.

Природа национализма сложна и разнопланова и потому рассматривается исследователями через призму целого ряда взаимосвязанных явлений общественной жизни. Согласно одной из наиболее распространенных точек зрения, национализм, по сути, есть идеология, признающая политически легитимной лишь форму национального самоуправления. Идеологи национализма полагают, что главным видом социальных связей являются связи национальные (этнические), а главным субъектом истории — национальные (этнические) общности людей, сотрудничающие или (что чаще) борющиеся друг с другом за средства существования; они приписывают своей нации (этносу) особые исторические заслуги и историческую миссию в жизни человечества, призывают людей своей национальности всячески служить этой миссии, пренебрегая другими, в том числе и общечеловеческими, интересами и допуская применение против других наций (этносов) насильственных действий с использованием вооруженной силы. «Национализм как идеология имеет две ипостаси. С одной стороны, это позитивная историческая сила, обеспечивающая политическую основу демократического правления. С другой — он ассоциируется с геноцидом, этнической исключительностью, принудительной ассимиляцией и многими другими агрессивными и провоцирующими враждебность элементами группового самоутверждения. Иначе говоря, существует множество вариантов националистической идеологии, и их специфика в значительной мере зависит от места и времени».

Второй подход признает национализм организационным принципом в сфере международной политики, требующим согласованности с междунациональными и политическими границами. Следующая позиция называет национализм политическим движением, стремящимся добиться совпадения национальных и государственных границ посредством создания суверенного национального государства. Кроме того, национализм определяется также как современная форма коллективного сознания, замещающая более ранние формы сознания, базировавшиеся на религии, династическом родстве или иерархическом статусе группы, а также как нравственный кодекс или светская религия, которые ставят лояльность собственной нации превыше всех прочих обязанностей.

В самом широком смысле «национализм является формой политического сознания, основанного на самоидентификации с нацией и лояльности к ней».

Можно выделить несколько основных видов национализма: языково-культурный, экономический и политический.

Языково-культурный национализм, иногда называемый этницизмом, представляет собой движение за сохранение или за приоритетное развитие национального языка и самобытной культуры; его наступательный характер в государствах, созданных по национальному принципу, проявляется в придании национальному языку статуса государственного с обязательным изучением и использованием во всех сферах жизни. На сегодня ярким примером этницизма можно считать политику некоторых постсоветских государств (страны Балтии, Молдова, Украина), направленную не только на провозглашение языка титульного этноса единственным государственным языком, но и на насильственное вытеснение языков этнических меньшинств (в первую очередь русского) из политической и социальной практики.

Экономический национализм выражается в организации бойкота производственной и торговой деятельности инонациональных групп и в поощрении деятельности предпринимателей своей национальности. В своем крайнем наступательном виде он проявляется в погромах, наносящих ущерб, в том числе экономический, инонациональным группам.

Политический национализм проявляется в организации движений, нацеленных на захват власти лидерами тех или иных национальностей, а в конечном счете — на совмещение политико-государственных границ с этническими (языково-культурными), что достигается либо вытеснением иноэтнических групп за эти границы, либо их физическим истреблением (геноцид), либо их ассимиляцией. В политическом национализме обычно используются лозунги языково-культурного и экономического национализма, которые, в свою очередь, могут быть вполне успешными лишь при опоре на политический национализм, т.е. на власть в национальном государстве.

В зависимости от понимания нации (нация-согражданство и этническая нация) различаются и подходы к пониманию национальной идентичности.

Так, в примордиалистской интерпретации национальная идентичность (как и этническая) является имманентной сущностью человеческих сообществ. «Национальное нельзя объяснить логически, оно характеризуется “иррациональностью”», — утверждает П. Ван ден Берг.

Довольно близок к этой точке зрения Э.Д. Смит, который также считает, что истоки национальной идентичности находятся в «коллективном бессознательном». По его мнению, у той или иной этнической группы формируются мифы, символы и стереотипы, связанные с восприятием своей и другой (иной) нации, что приводит к формированию общей идентичности.

Б. Андерсон интерпретирует национализм как культурную систему, как определенный способ видения мира, который он сравнивает с религиозным и династическим порядками, а не с идеологиями типа либерализма или социализма. В частности, ученый подчеркивает, что человек принадлежит национальному сообществу по самому факту своего рождения, в то время как быть либералом или социалистом есть вопрос свободного выбора.

В исторической интерпретации национализма существует убеждение в том, что «американскость», «немецкость», «русскость» представляют собой глубоко укоренившиеся национальные идентичности, каждая из которых имеет свою уникальную историческую сущность. И для защиты и увековечения таких идентичностей должны быть учреждены специальные институты. Эти идентичности создают такие символические формы, как флаги, архитектура, произведения искусства и высоко ценимая и оберегаемая история. Общественные школы, университеты, церковь и средства массовой информации также являются хранилищами национальных идентичностей.

Сторонники модернистских подходов относят зарождение национализма к XVIII в., связывая его с переходом к промышленной цивилизации, которая привела к резкой ломке патриархальных структур и всех систем ценностей традиционализма. При этом социальные статусные границы потеряли свое значение. В образовавшемся психологическом вакууме идея нации выступает на первый план как своеобразная «ниша», где люди находят эмоциональную и психологическую защиту от отчуждения и одиночества. В этот период власть поддерживает нацию, ибо данная идея позволяет мобилизовать население на решение задач индустриального общества. Так, согласно Е. Геллнеру, национализм стал следствием индустриализации, требовавшей высокой культуры и грамотности, разделения труда и, что особенно важно, комплексной системы образования, готовящей людей к жизни в обществе, более широком, чем местные общины.

Инструменталисты и конструктивисты (Ч. Тилли, Э. Гидденс, М. Манн) основное внимание уделяют проблеме властных отношений в обществе, роли элит в формировании национальной идентичности и национализма (через мифы, идеи и повествования, используемые господствующей группой или коалицией для удержания власти в обществе).

В зависимости от политического контекста под национализмом понимают:

Национальный империализм, т.е. власть какого-либо национально-государственного образования над другими нациями и национальными территориями, что ущемляет демократически выраженную либо предполагаемую волю завоеванных наций или других проживающих на собственной территории национальных групп;

Противодействие интеграции (например, противодействие углублению компетенции и расширению Европейского союза или СНГ);

Требование этнических и/или национальных привилегий (разновидность этнического национализма). В данном случае национализм одной части граждан государства (например, этнических меньшинств) противостоит национализму другой их части (этнического большинства). Однако при определенных условиях национализм господствующего меньшинства может оказаться политически более сильным, чем национализм управляемого большинства, как это до недавнего времени было в ЮАР;

Ограничение иммиграции — недопущение или ограничение иммиграции каких-либо определенных или всех иностранцев либо отказ в предоставлении гражданства иммигрантам и их потомкам. Здесь, как правило, речь идет о гражданском национализме с сильной этнической компонентой, поскольку иммиграция и предоставление гражданства лицам сходного этнического происхождения встречают обычно наименьшее противодействие;

Стремление к образованию национального государства — трактуется как стремление привести в соответствие территорию, заселенную определенной нацией, с территорией государства. «Такого рода национализм, определяемый иногда как конституционно-политический, а в действительности же являющийся, как правило, этническим, составляет ядро всей проблематики национализма. С ним в той или иной мере связаны все другие специфические проявления национализма — национальный империализм, непризнание наднациональных интеграционных тенденций, дискриминация национальных и этнических меньшинств, ограничение иммиграции и предоставления гражданства».

На фоне современных событий, происходящих в Западной Европе и США (социальные и этнокультурные проблемы иммигрантов), все чаще предпринимаются попытки пересмотра теоретического инструментария национализма. Одной из них является концепция ин клюзивного-эксклюзивного этнонационализма. Согласно данной теории, этнонационализм граждан определенного государства может быть как инклюзивным, предоставляющим лицам иноэтнического происхождения возможность войти в состав доминирующей нации, приняв ее культурно-языковые, политические, реже — конфессиональные установки, так и эксклюзивным, содержащим в себе запрет на ассимиляцию с этническим большинством. Государственный этнонационализм в основном принимает инклюзивные формы. Однако, если по каким-то причинам (будь то въезд большого числа иммигрантов, не поддающихся ассимиляции, либо ослабление ассимиляционных процессов, либо уменьшение предложений по социальному продвижению вследствие экономического застоя или хозяйственных кризисов) позиции господствующей в государстве нации ослабевают, инклюзивный этнонационализм — даже там, где он стал традиционным, — может перейти в эксклюзивный.

Несмотря на наблюдаемую повсюду тенденцию к национально-государственному противодействию неограниченной иммиграции, каждая титульная нация и впредь будет вынуждена — при наличии у нее демократической конституции — терпимо относиться к этническим меньшинствам и предоставлять их языкам официальную возможность распространяться, а не быть только делом частных лиц, отдельных семей или же общественных объединений. Однако для оптимального урегулирования отношений между государственным языком страны и языками меньшинств единого, подходящего для всех рецепта нет. Обо всем надо договариваться на демократической основе.

«Ни одному современному человеку не придет сегодня в голову, что при переселении в другое государство или при смене гражданства он должен сменить также свою конфессиональную принадлежность. При наличии достаточного числа заинтересованных лиц и необходимых финансовых средств в христианских странах появляются синагоги и мечети, в католических областях — протестантские храмы и т.д. Так с какой же стати какой-нибудь предприниматель, служащий или рабочий будущего европейского внутреннего рынка должен воспитывать своих детей сегодня на португальский манер, завтра — на шведский, послезавтра — на хорватский? Да и не всякий современный человек хотел бы, чтобы он и его потомки были англизированы, офранцужены или германизированы, даже если он согласен принять и изучить наиболее распространенные языки как языки наднационального общения».

Региональная идентичность: причины возникновения, основные маркеры и функции

Региональная идентичность, наряду с этнической и национальной, является одним из видов территориальной идентичности. Термин «региональная идентичность» часто используется в качестве синонима таких понятий, как «национальная», «этническая» или «коллективная», «территориальная» идентичности. В.А. Ачкасов полагает, что «региональную идентичность можно считать вариантом этнической или, точнее, субэтнической идентичности». Однако региональная идентичность не всегда нуждается в этнической базе, а этничность как таковая не является достаточным основанием для становления региональной идентичности. По мнению А.В. Ремнева и П.И. Савельева, «население, проживающее в данном регионе, осознает себя принадлежащим к особой территориальной общности, имеющей свою хозяйственную и социокультурную специфику, регионально идентифицирующей себя, противопоставляя жителям других регионов. Такая самоидентификация носит, как правило, надэтнический характер и определяется не национальной, а территориальной принадлежностью, сообщающей в собственных глазах и глазах окружающих особенные, социально значимые психологические и даже антропологические черты... Несмотря на динамичность административных и экономических границ, региональное сообщество имеет достаточно прочную устойчивость и долгую историческую инерцию в осознании своего исторического единства». Аналогичную точку зрения высказывает и В.А. Ачкасова, полагающая, что «не следует отождествлять термин “региональная идентичность” с понятием “территориальная идентичность” (как простой принадлежности индивида к населению географического района, в котором он проживает), а также с понятием “субэтническая идентичность”, отдельные черты которой могут быть составляющими региональной идентичности. Последняя должна рассматриваться в качестве культурно-исторического феномена, который выражается в особенностях ценностно-поведенческого комплекса, присутствующих в массовом сознании жителей того или иного региона».

И.М. Бусыгина на примере Германии утверждает, что региональная идентичность (региональное самосознание) является одной из важнейших составляющих национальной идеи как проявление связи с «малой родиной». С этой точкой зрения отчасти солидаризируются Т.Н. Кувенева и А.Г. Манаков, считающие, что научная категория «национальная идентичность» лишь на первый взгляд располагается в иной плоскости с понятием «региональная идентичность».

Западные исследователи относят понятие «региональная идентичность» к разряду «молодых», пришедших на смену «старым» национальным и наднациональным ценностям в условиях ослабления роли нации-государства, роста региональных интеграционных процессов. «Еще около 50 лет назад идентичность в международных отношениях ассоциировалась с изучением национализма. Сейчас национализм не исчез, не потерял своего положения, но теперь возрастает значение других видов идентичности, таких, как региональная», — пишет К. Фарранс.

Проблема региональной идентичности до сих пор остается малоизученной как на Западе, так и в России. Несмотря на то, что зарубежная гуманитарная география сравнительно давно начала осваивать эту тему (с 1930-х гг.), исследования, как правило, связаны с субнациональным уровнем и анализом образов отдельных регионов. Примером таких работ может служить исследование М. Китинга. Изучая становление региональной идентичности в странах Западной Европы (Испания, Бельгия, Германия, Франция, Италия и Великобритания), ученый пришел к выводу, что уровень регионального самосознания выше в тех регионах, где сформировалась историческая народность (Шотландия, Уэльс, Корсика, Страна Басков), и тем ниже, чем слабее формы региональных структур (административные регионы Италии, Англии, Нидерландов, Скандинавских стран).

Сторонники историзма полагают, что региональная идентичность — это сложный социальный конструкт, длительность формирования которого измеряется поколениями. По мнению Н. Смирнова, наличие региональной идентичности характерно только для социокультурных регионов (в отличие от экономических и политических), поскольку они связаны «с характером расселения и непосредственными контактами между людьми, проживающими в данной местности, фиксируемым их бытовым чувственным опытом и этнографическими особенностями. Эти территориальные общности, как правило, сравнительно невелики по масштабам, но обладают большой сплоченностью, порождая ярко выраженное самосознание, часто имеющее эмоционально-психологическую природу, то есть основанное на чувстве любви, гордости, привязанности, испытываемых по отношению к “малой родине”».

Постмодернисты, напротив, рассматривают региональную идентичность как временный проект, создание (конструирование) которого связано с решением актуальных политических задач. В рамках конструктивистской парадигмы региональная идентичность является социально конструируемым понятием, активизация поисков которой приходится на периоды предвыборных кампаний. Основываясь на утверждении Дж. Ная о том, что «регионы находятся там, где их местоположение сочтут нужным политики», норвежский политолог И. Ньюман интерпретирует региональную идентичность не как продукт исторического развития культуры этноса, а как привнесенный извне набор правил поведения и общественной жизни. По его мнению, основную роль в формировании региональной идентичности играют региональные элиты, которые создают и поддерживают региональные мифы до тех пор, пока это им необходимо.

С точки зрения X. Энгелена, региональная идентичность также является продуктом целенаправленных действий политических деятелей. Например, северная идентичность «возникла вследствие того, что все акторы... подразумевая разный смысл под содержанием региона, посчитали выгодным для себя начать сотрудничество под названием “Регион Балтийского моря”».

На сегодня общепризнанным можно считать тот факт, что региональная идентичность служит одним из определяющих и стабилизирующих, хотя и трудно улавливаемых из-за особенностей механизмов трансляции и фиксации материала, факторов формирования социально-территориальной общности. По словам Ш. Рика, региональная идентичность есть «националитарное» утверждение регионального коллектива «голосом» региональной группы. Изменение организации пространства и, как следствие, коллективных представлений о нем влечет за собой нарушение идентичности, создание новых соединений (желаемых или принуждаемых) или даже потерю идентичности. Исследователи отмечают, что «потеря или приобретение территории, т.е. изменение очертаний государства, может послужить источником изменений в национальной идентичности».

Региональная идентичность основывается на чувстве общности территории и на определенной системе ценностей, формируется в результате идентификации «себя» и «других». Она позволяет индивиду ощущать себя частью общности, выступает объединяющим фактором. С другой стороны, региональная идентичность может служить основой формирования регионализма, выступать в качестве мобилизационного ресурса, особенно в условиях ослабления или кризиса национальной идентичности. В этом случае, получив политический оттенок, региональная идентичность способна выйти на первый план (национальный уровень) и поставить под угрозу единство страны. В тех странах, где процесс формирования национальных идентичностей не завершился или был прерван социально-политическими катаклизмами, как, например, в России начала 1990х гг., регионализм проявляется сильнее.

О. И. Орачева выделяет несколько уровней (иерархий) региональной идентичности. Первый уровень — территориальная идентификация личности, которая является наиболее устойчивой и редко меняется с переменой места жительства. Следующий уровень — региональные интересы и ценности. Они могут отличаться от общенациональных или совпадать с ними. Их формирование связано с географическими (природно-климатическими), экономическими, политическими, культурно-историческими факторами. На третьем уровне особую роль играют политическая элита, СМИ, региональная администрация, т.е. «агенты» формирования региональной идентичности, которые ее фактически культивируют.

Одной из последних по времени использования региональной идентичности в качестве мобилизационного ресурса можно считать активную кампанию архангельской интеллектуальной и бизнес-интеллигенции, объединенной в Национально-культурную автономию поморов г. Архангельска (НКАА), по конструированию Поморской республики (варианты — Северный край, Карело-Беломорский край, Арктический край, Поморско-Ненецкая республика и пр.) на основе объединения Архангельской, Мурманской областей, Ненецкого автономного округа, республик Коми и Карелия. Основополагающей идеей формирования нового региона служил факт существования здесь особой поморской (промысловой) культуры, которая не просто отражает специфику территории (суровый климат, отсутствие пахотных земель, короткий инсоляционный период и пр.), но является якобы автохтонной. В качестве главного «технического» приема активисты НКАА использовали «реконструкцию» этнокультурных характеристик локальной группы русских (поморов): языка («поморская говоря»), календарной практики («праздник Перуна»), верований («поморское язычество») и пр.

Подобная мобилизация преследовала по меньшей мере две цели:

Экономическую (получение налоговых льгот при разработке нефтегазовых месторождений на территории проживания коренных малочисленных народов);

Политическую (формирование этнорегиональной идентичности и выделение на этой основе особого субъекта Федерации — так называемого Северного/Поморского края).

Однако региональную идентичность нельзя сводить к поиску отдельных особенностей региона (в истории, политическом устройстве или иных сферах они находятся достаточно легко). Для существования региональной идентичности регулирующие и обеспечивающие ее нормы должны быть сильнее общенациональных норм или сопоставимы с ними по своему влиянию. Кроме того, идентичность должна иметь некоего оппонента, против которого она направлена (политически, культурно и т.д.). Отсутствие оппонента исключает возможность существования региональной идентичности, так как некому себя противопоставить для выполнения классической схемы «мы — они», «свой — чужой».

Маркерами сильной региональной идентичности могут служить, Во-первых, становление и укрепление региональных лидеров, отстаивающих региональные интересы; функционирование региональных партий, местных СМИ. Во-вторых, наличие значительной группы людей, у которых преобладает самоидентификация с региональным политическим сообществом. В-третьих, мощным идентификационным потенциалом обладает разработка имиджа территории, создание гимна, проведение местных праздников, фольклорных фестивалей, восстановление музеев, храмов, введение краеведческих программ в сетку школьного расписания, популяризация региональной мифологии, символики, создание местного пантеона героев.

Региональная идентичность выполняет несколько функций. Согласно О.И. Орачевой, их три: информационная, психологическая и инструментальная. Н.В. Сверкунова дополнительно выделяет еще четыре: консолидирующую, которая заключается в сплочении членов определенной общности на пути достижения цели, соответствующей региональным интересам; регулятивную, отвечающую за социальное поведение индивида в обществе с выраженной традиционностью; мотивационную, формирующую мотивацию определенной направленности сознания и поведения при актуализации данной идентичности в определенных условиях; социальную, которая является важной составляющей в воссоздании специфической коллективной социальности.

Большое значение в формировании региональной идентичности имеет региональная политическая культура, которая является горизонтальной субкультурой национальной политической культуры. Региональную политическую культуру можно определить как систему «политических ориентаций и моделей политического поведения, характерных для определенного региона и отличающихся в своей системной целостности от ориентаций, присущих как другим регионам, так и нации в целом». Базой региональной политической культуры служит совместный и специфический опыт воспроизводства политической жизни. Ее основными системообразующими факторами являются природно-климатические условия, развитое региональное самосознание, региональные интересы и ценности, общий исторический и политический опыт, социальная структура и этно-конфессиональный состав населения, региональные политические институты, межрегиональные и международные связи.

Ключевую роль в формировании региональной идентичности играют следующие факторы:

Кризис общенациональной идентичности, возникший в результате геополитических изменений конца XX в., что привело к появлению на политической карте мира новых государств и стимулировало процесс поиска способов и механизмов идентификации на локальных уровнях;

Появление на мировой арене новых акторов международных отношений — субъектов современных федеративных государств (регионов), которые, «обрастая» экономическими связями и собственными традициями, вырабатывают особую систему ценностей, характерную только для данного региона;

Периферийное положение региона, которое в контексте противопоставления «центр—периферия» способствует сохранению этнической и региональной идентичности;

Некоторая замкнутость, создаваемая природными, географическими, экономическими, административными условиями.

В настоящее время можно говорить о ясно выраженной тенденции к формированию региональной идентичности в современном политическом пространстве России. Правовые и политические новшества конца XX — начала XXI в. неизбежно привели к подвижкам в самосознании и иерархии групповых идентичностей. Из традиционно жестко централизованной «единой и неделимой» Россия быстро превратилась в «страну регионов».

В.А. Ачкасов полагает, что «сохранение и устойчивость региональной идентичности в России можно объяснить с помощью концепции «внутреннего колониализма» М. Хечтера». Последний понимает его как «присущую той или иной культуре иерархию разделения труда, которая способствует формированию реактивных групп». Поэтому «внутренний колониализм» представляет собой форму эксплуатации центром своей периферии. Пространственно неравномерные волны новаций в эпоху модерна усиливали маргинальность многих периферийных (провинциальных) территорий и в конечном итоге способствовали региональной стратификации и пространственно-территориальной иерархизации общества. Данный фактор, по Хечтеру, помогает сохранить региональную и этническую идентичность на определенных территориях (иногда в латентной форме), несмотря на все попытки центра унифицировать культурные ценности. Кроме того, преобладание локальной политической лояльности над национальной характерно для обществ с фрагментарной политической культурой и транзитных политических периодов.

Основой процесса региональной идентификации в современной России и, соответственно, формирования дисперсных (локальных) политических режимов послужили общественно-политические трансформации (переход от государственной к частной собственности, либерализация экономики) конца 1980х — начала 1990х гг., которые, в силу своей переходности и половинчатости, способствовали, с одной стороны, усилению психологической незащищенности (в том числе и на региональном уровне), неуверенности в своем будущем, а с другой — консервации и усилению неравномерности социально экономического развития регионов РФ, формированию регионов-доноров и реципиентов. В ситуации, когда регионы не могли более рассчитывать на помощь центра, они оказались перед трудным выбором способов и средств выживания, что в значительной мере содействовало росту их экономической самостоятельности и экономических противоречий с центром.

Другая важнейшая причина регионализации России заключалась в кризисе союзной (общегражданской) идентичности, повлекшем за собой и кризис системы политической идентификации на общенациональном уровне. Это, в свою очередь, объективно стимулировало процесс поиска способов и механизмов идентификации на иных, преимущественно региональных уровнях.

Немаловажное значение для процесса формирования региональных идентитов имел и этнотерриториальный принцип организации федеративных отношений, закрепивший разное положение субъектов. В результате возникла множественность региональных идентитов, часто используемых в качестве политического инструмента для повышения статуса субъекта Федерации в рамках государства. В то время как в национальных республиках в составе РФ на первый план вышли этнические идентичности, в «русских» субъектах Федерации актуализировались идентичности региональные. Так, по данным массового опроса, проведенного Фондом общественного мнения в июне 1998 г., у 35% опрошенных ведущей являлась региональная идентичность, тогда как общегражданская (российская) идентичность была выбрана только 29% респондентов.

Р.Ф. Туровский выделяет следующие типы региональной идентичности в условиях России:

Республиканский, характерный для титульных этносов республик;

Наднациональный республиканский, объединяющий титульный народ, русское население и другие народы, проживающие в республиках;

Русский региональный, связываемый с субъектами Федерации;

Русский региональный, связываемый с субэтническими общностями (например, казаки);

Русский региональный, связываемый с крупными географическими общностями (например, Сибирь);

Регионально-идеологический.

По мнению А.С. Макарычева, в Российской Федерации существует только три группы регионов с ярко выраженными признаками собственной идентичности:

1) большинство так называемых «этнических республик» (среди которых лидерство будет принадлежать, очевидно, Татарстану и северокавказским республикам);

2) некоторые приграничные территории, очертания идентичности которых могут формироваться как на основе включенности в систему трансграничных отношений, так и на основе противопоставления соседним (внешним) территориям (Краснодарский и Приморский края). Именно в этих субъектах Федерации миграционные потоки могут стать важным фактором регионального самосознания;

3) ряд русских областей, обладающих сильной исторической памятью (Санкт-Петербург, Нижний Новгород и пр.).

Не последнюю роль в формировании множественных региональных идентичностей современной России сыграл «асимметричный федерализм», предполагающий, помимо прочего, совмещение этнотерриториального (национальные республики, автономные округа) и административно-территориального (области и края) принципов формирования федеративных отношений. Как справедливо замечает В.А. Ачкасов, существование таких «безнациональных» образований, как русские субъекты федерации, отсутствие у них конституционных возможностей ликвидировать асимметрию федеративного устройства «было чревато серьезными конфликтами и порой толкало представителей региональных элит на нетрадиционные, демонстративные действия. Таким образом лидеры русских субъектов РФ пытались получить равенство экономических и политических возможностей с национальными республиками, создать новые, более эффективные рычаги влияния на федеральный центр».

Кроме того, «сложившийся в 1990-е гг. “переговорный федерализм” находится в явном противоречии с центральной идеей федерального государства — разделением властных функций и сфер деятельности между правительствами двух уровней, каждое из которых независимо функционирует в своей сфере полномочий. Симптоматично само восприятие региональных лидеров как партнеров (неважно, лояльных или враждебных) федеральных властей, тогда как нормой является разделение труда между центром и регионами». В результате российский федерализм испытывает сильное воздействие политической и экономической конъюнктуры и отношения центральных и региональных властей приобретают циклическую форму (централизация — децентрализация).

В этой связи исследователи выделяют различные типы региональных идеологий, создаваемых и используемых элитами для формирования региональных идентичностей.

А.С. Макарычев предлагает три типа подобных идеологических конструктов:

Этнический миф — характерен для тех национальных республик, где преобладают этнонациональные идеологические мотивы;

Московоборческий миф — характерен для регионов, где доминирующими являются мотивы противостояния центру;

Миф о форпосте, последнем рубеже России — характерен для регионов, особо чувствительных к проблеме территориальной незащищенности и удаленности от центра.

В различных типах регионов механизм формирования региональной идентичности имеет ряд отличительных признаков. Особенно это касается приграничных территорий: будучи периферией страны, они становятся центром региона, жизнь которого диктуется определенными правилами. Таким образом, приграничье — это не два близлежащих региона по разные стороны границы, а единое социальное пространство. Приграничные регионы включают в себя две плоскости сотрудничества — межгосударственное и межрегиональное. Для успешного функционирования трансграничного региона необходима заинтересованность субрегионов, наличие у них соответствующих полномочий для организации трансграничных контактов, т.е. субрегион должен быть полноценным актором международных отношений. Как справедливо указывает Н.М. Межевич, «региональная идентификация в приграничных районах — элемент общественного или личностного сознания, в котором отражается сознание территориальной общностью своих интересов как в отношении с другими общностями своей нации, так и по отношению к территориальным общностям соседнего государства». Стартовой точкой для построения региона является экономика, так как регион в первую очередь создается как поле для экономического сотрудничества. Являясь изначально политическим проектом, трансграничный регион постепенно «обрастает» политическими и экономическими связями и становится «естественным» регионом.

С этим утверждением невозможно не согласиться, однако региональная интеграция ускорится, если в качестве регионообразующих будут присутствовать такие факторы, как:

Политические выгоды, получаемые от взаимного сотрудничества;

Необходимость объединения для достижения поставленных задач;

Идентичность, наличие свойственных только этой группе особенностей культуры (материальной и духовной);

Общая история или ее ключевые моменты;

Географические особенности, на основе которых происходит объединение территориальных субъектов в регион.

Это возможно только в том случае, если регионы «родственны» друг другу, имеют общие идентификационные параметры. Примером подобной интеграции можно считать успешный опыт сотрудничества стран Северной Европы, демонстрирующих высокую взаимосвязь между экономическими целями и общей культурной традицией. По словам А. Этзиони, уже в 1992 г. в Европе не было более «естественного и сплоченного региона. Население в составе 22 млн. человек говорит на похожих языках, имеют общую культуру, единый образовательный стандарт и уровень жизни. Северный регион — это естественный внутренний рынок... друзьям нет необходимости заключать письменные договоры».

Позитивным движущим фактором североевропейской интеграции стало представление о наличии в регионе общей — северной — идентичности, в основу которой была положена идея «нордичности», характеризующей регион как неевропейский, некатолический, миролюбивый, преимущественно социал-демократический. Возникновение северной идентичности, считает Макарычев, — это классический пример того, как некогда «маргинальный» (геополитически находящийся на краю) регион может получить преимущества от своего расположения, это стремление дать ответ «Европе, становящейся все больше и больше». Таким образом, географическое периферийное положение, исторические социально-экономические связи, схожие суровые природно-климатические условия, нордический характер — это составляющие, которые входят в понятие «северная идентичность».

Особый случай представляет собой процесс формирования региональной идентичности Калининградской области, население которой остро ощущает специфику геополитического положения своего региона, обусловленную многими особенностями, которые сложились в процессе исторического развития региона на земле Северной Пруссии (переселенческий принцип формирования населения, «разрыв» в формировании региональной идентичности — «Кёнигсберг — Калининград» и пр.). При этом надо иметь в виду, что географически Калининградская область всегда являлась самой «европейской» из всех регионов СССР/России и, как таковая, всегда испытывала культурное воздействие окружающих область стран, а после распада СССР — еще и политическое и экономическое влияние Европейского союза.

Потребности интенсивного развития собственного производства, укрепление хозяйственных связей с европейскими соседями, усиление взаимной зависимости общепризнаны как одни из характеристик современной политико-экономической деятельности Калининградского региона. В региональном идентитеспецифика геополитического положения, с одной стороны, переживается населением как «проблема» практического или психологического характера — сложности выезда и въезда и/или ощущение оторванности, изолированности от «России». С другой стороны, фиксируется своеобразное сочетание патриотичности («российское») и чувства своей «особости», «отдельности» (особенно среди «коренных» калининградцев).

В соответствии с этим подавляющее большинство калининградцев (84%) видят будущее своего региона только в составе РФ. Уровень декларируемого сепаратизма (готовности и стремления к политическому обособлению области от России) пока не высок и за последние несколько лет не демонстрирует тенденции роста. Однако обращает на себя внимание тот факт, что этот показатель несколько выше в группе респондентов самого молодого возраста (от 16 до 24 лет), т.е. теоретически со временем, по мере перехода нынешних «молодых» в другие возрастные категории идея отделения от России в том или ином его варианте может стать более популярной.

Выступая в своем большинстве за сохранение области в составе России, многие калининградцы ратуют за закрепление ее особого статуса.

Калининградский «случай» формирования региональной идентичности, с одной стороны, отражает наблюдаемую в мировой политике тенденцию усиления взаимной зависимости между внутренней и внешней политикой. С другой стороны, он демонстрирует все возрастающую роль феномена региональной идентичности в современных международных отношениях, обусловленного новой конфигурацией мировой политической системы и, в частности, усилением роли регионов как ее акторов. «Еще около 50 лет назад идентичность в международных отношениях ассоциировалась с изучением национализма. Сейчас национализм не исчез, не потерял своего положения, но теперь возрастает значение других видов идентичности, таких, как региональная», — писал К. Фарранс более 10 лет назад. А.С. Макарычев полагает, что внедрение категории идентичности в мирополитический дискурс меняет представления о многих традиционных концептах, которыми пользуются специалисты в области сравнительной политики и международных отношений.

Одной из наиболее востребованной в современных международных отношениях является концепция регионого строительства. В ее основу положена идея о сходстве процессов создания наций-государств и регионов. Как отмечает один из основоположников этой концепции, И. Ньюман, «в специальной литературе всегда пренебрегают тем фактом, что регионы, как и нации-государства, также являются “воображаемыми сообществами”». Как и в процессе создания национального государства, региональные деятели конструируют некую пространственно-временную идентичность в соответствии со своими интересами. Однако в отличие от процесса национального строительства идентификационные символы должны быть изначально максимально доступны пониманию и восприятию большинства, населяющего тот или иной регион. Исходя из этого, создание любого региона (как внутригосударственного, так и, особенно, транснационального) может рассматриваться как целеполагающий политический процесс. В то же время в отличие от процесса национально-государственного строительства создание регионов не всегда имеет конечной целью придание им политического статуса, что связано с трудностями формирования понятия «суверенитет» для этих территориальных образований. Поэтому главным в процессе регионализации, полагают авторы концепции, является мотивированная политическая деятельность, направленная на вычленение старых и создание новых региональных символов и образов, которые внедрялись бы в массовое сознание (через СМИ, выступления политиков, ученых, творческой интеллигенции), формируя принципиально новые задачи по конструированию политического пространства.

Такое понимание методов и задач регионального строительства напрямую связано с попытками теоретического осмысления новой структуры мирового пространства и международных отношений, возникшей в последнее десятилетие XX в. Ранее формирование региональных структур было ориентировано или на внутреннее подобие, основанное на некой культурной, исторической, лингвистической общности, или на внешние «скрепы» в виде существующих международных структур со сложившейся расстановкой сил и четко закрепленным лидерством. Однако при таком построении традиционных моделей регионов всегда оставался открытым вопрос о том, какие факторы являются «внешними», а какие «внутренними» в их формировании и функционировании. Современная геополитическая ситуация внесла еще большую неопределенность в решение этого вопроса, поскольку разбалансированность двухполюсного мира привела к распаду старых и образованию новых (как идентичных, так и стратегических) регионов, ведущую роль в формировании которых стали играть иные факторы. В этих условиях концепция регионального строительства предложила принципиально новое видение основ мировой (в первую очередь европейской) регионализации.

Ее новизна связана прежде всего с тем, что границы и состав региона определяются не культурным (историческим, социальным, лингвистическим и пр.) подобием и не принадлежностью к тем или иным международным блокам и организациям, а включенностью региона в наметившиеся ранее процессы общеевропейской регионализации. Ньюман так определил этот основополагающий принцип: «Когда элита сформулирует политическую программу, от которой зависит существование нации, тогда возникает возможность для конструирования предыстории, которая сможет объединить ее как в пространстве, так и во времени». Таким образом, регионы, также могут рассматриваться как «воображаемые сообщества» (Imagined Communities, по Б. Андерсону), как познавательный результат преднамеренных политических усилий, как реакция на происхождение и распространение национализма.

Практической реализацией идеи регионального строительства стало транснациональное объединение северных областей Европы и России — Совет Баренцева евро-арктического региона (СБЕАР).

В рамках концепции регионального строительства Баренцев евро арктический регион мыслится его создателями как функциональное политическое, экономическое и геополитическое пространство, основанное на общности и подобии геополитических, экономических и идентификационных характеристик (зона лесов Швеции, Финляндии, Норвегии и России) и в какой-то мере противостоящее другим европейским регионам. Можно сказать, что региональное строительство в рамках Баренцева региона становится вопросом политики идентичности.

Именно в формировании образов общей северной идентичности, межнационального чувства объединения и заключается, по мнению создателей концепции регионального строительства, один из основных факторов успешного функционирования Баренцева евро-арктического сотрудничества и региона в целом.

В качестве основных факторов создания североевропейской идентификационной области обычно отмечаются следующие:

Общность природно-климатических условий, которые характеризуются суровым климатом, ранимой природой;

Значительная удаленность от национальных центров, малая плотность населения;

Общность исторических и торговых контактов между Норвегией и русским Поморьем;

Генетическое родство финского и карельского (а сейчас и коми) этносов;

Общность экологических проблем;

Общность настоящих или будущих экономических и политических интересов.

Постоянные ссылки на эти факторы во всевозможных публичных выступлениях, прессе, специальной литературе и должны стать основой для формулирования «общедоступной задачи» — североевропейской идентичности. Многие исследователи склонны видеть в интенсивно развивающихся двухсторонних и многосторонних связях северных российских областей с северными областями Европы возвращение к утраченным за годы советской власти традиционным формам общения внутри региона, которые зафиксированы едва ли не на подсознательном уровне. По мнению некоторых аналитиков, обращение к этим архетипам на новом витке развития региональных отношений в Северной Европе должно не только нивелировать сложившиеся за 70 лет советской власти иные стереотипы поведения и идентификационных характеристик северорусских областей, но и сыграть роль «катализатора» в формировании межнациональной северной идентичности.

Еще одним примером функционирования концепта «региональная идентичность» на транснациональном уровне является ее развитие в рамках Балтийского сотрудничества. Так, в основополагающих документах проекта «Дуга Балтика» одна из основных целей заключается в усилении культурной региональной идентичности в регионе Балтийского моря через создание связей и реализацию общих проектов на территории региона.

В Копенгагенской декларации Совета государств Балтийского моря (СГБМ) зафиксировано следующее: «Министры иностранных дел Балтийских государств согласились с тем, что основополагающей целью их сотрудничества в области культуры является усиление чувства региональной идентичности» (курсив наш. — И.Б.). Подобная задача ставится и перед Парламентской конференцией Балтийских стран и перед Унией балтийских городов. В учредительном договоре Унии говорится о «многовековых культурных связях в области экономики, науки, защиты окружающей среды и туризма между городами региона Балтийского моря... города имеют много общего, давнюю историю и перспективное будущее...».

Если представить в виде таблицы наличие в качестве определяющего фактора развития региональную (северную) идентичность в международных региональных организациях, то можно получить следующую картину.

Современный этап развития регионального строительства на Европейском материке характеризуется не только нарастающим динамизмом трансрегиональных отношений, но и наметившимися процессами внутренней регионализации в рамках ЕС, появлением противостояния региональных интересов по вертикали «север — юг». Именно поэтому на смену «региональному строительству» приходит «политика измерений» как один из видов социальной рефлексии на процессы взаимной адаптации, эволюции представлений об идентичности и чувстве территориальной целостности. Одной из наиболее востребованных на сегодняшний день является инициированная Финляндией программа «Северное измерение», которая после ряда согласований стала одним из важнейших элементов внешней политики Европейского союза. География этой программы, охватывающая регион Балтийского моря, Арктики и Северо-Запада России, ее конкретное наполнение в значительной степени меняют характер и формы соотношения интеграционных и региональных тенденций, сложившихся на Севере Европы.

Кратко суть предложенной концепции сводится к продлению коренного европеизма до берегов Северного Ледовитого океана с одновременным включением в сферу европейских интересов России именно через северную горизонталь. Можно сказать, что в рамках концепции «Северного измерения» предлагается принципиально новая модель конструирования европейского пространства — крестообразное соединение вертикали и горизонтали. Причем эта модель «работает» не только для России, но и для других бывших восточноевропейских стран, настаивающих теперь на своей срединности и самоопределяющихся как «центрально-европейские». Концепция «Северного измерения» предлагает «исчезнувшему» Востоку Европы новое место в определении его геоцивилизационной идентичности за счет подключения к северной горизонтали, которая мыслится как место встречи коренной и бывшей Восточной Европы, как медиатор на грани двух миров.

Структурирующим стержнем нового измерения геополитических координат служит идея «северности» (Northerness), которая может явиться, по мнению авторов концепции, отправной точкой для формирования новой геоцивилизационной идентичности. Политика «Северного измерения», в геополитической перспективе стремящаяся придать жесткой вертикальной структуре Европы горизонтальное направление и расширить ее границы на север, в первую очередь за счет «восточных» территорий, предлагает России геоцивилизационный выбор между «скифами и азиатами» и «страной холода и медведей» (горизонталь) или между «европеизмом» и «византинизмом» (вертикаль).

Еще один пример формирования транснациональной идентичности — теория «четвертого мира», обусловленная проявлением современных наднациональных стратегий коренных малочисленных народов с целью политической и правовой рекодификации их статуса в обществе. Отличительной чертой «четвертого мира», всегда существующего в пределах «первого», «второго» и «третьего миров», служит условный характер его границ.

Появившись в 1980-е гг. как реакция на процессы деколонизации и глобализации, теория «четвертого мира» пытается придать новое измерение традиционным геополитическим моделям. В последних мировые процессы рассматриваются как взаимодействие наций-государств или политических систем, тогда как теория «четвертого мира» акцентирует внимание на этническом факторе мирового развития, интерпретируя политическую географию мира не как географию примерно 200 государств-империй, которые оккупировали большинство народов и стремятся понизить уровень биологического и культурного разнообразия мира, а как географию более 5000 народов, обладающих культурными, политическими и экономическими особенностями.

Таким образом, в основе концепта «четвертого мира» лежит представление о том, что этническая идентичность и статусы являются результатом не приписывания, а самоприписывания. Исходя из этого, теория «четвертого мира» стремится создать новую типологию идентичности, в основе которой лежат в первую очередь культурно-символические ценности, создающие в конечном счете новый символический код мира. «Постоянный процесс противопоставления — символического и реального, прямого и непрямого, при помощи которого коренные народы отличают себя от “большинства”, является решающим фактором поддержания “непрерывных систем идентификации” и усиления существующих границ. Среди форм непрямой и символической оппозиции наиболее часто практикуются различные формы манифестации культурного консерватизма, а также альтернативный символизм или “перевертывание противоположностей на шкале ценностей”. Использование альтернативного символизма нарушает ортодоксальность отношений в парадигме “центр — периферия”, “большинство — меньшинство”: дискриминируемая группа отрицает символический код, при помощи которого осуществляется ущемление, и заменяет его своим собственным кодом, конструируя, таким образом, превосходство меньшинства».

Саамы, инуиты и индейцы в соответствии с новым символическим кодом являются нациями и первонациями, а не меньшинствами. В результате ранее известные только узкому кругу специалистов малочисленные локальные группы включаются в глобальный дискурс. Вместе с тем коренные народы сохраняют высокую степень локальности, отличительной чертой которой является исторически взлелеянная территориальная идентичность.

Таким образом, региональная идентичность является сложным феноменом политического развития и имеет ряд особенностей:

1. Региональная идентичность иерархична. Она включает несколько уровней, каждый из которых отражает принадлежность к тому или иному территориальному таксону: малой родине (село, квартал), политико-административному образованию (город, область, республика), экономико-географическому району (Поволжье, Поморье, Сибирь), стране в целом, транснациональному сообществу. Причем в зависимости от того, какая из региональных идентичностей является ведущей, она становится фактором консолидации или дезинтеграции общества. Последнее, в частности, болезненно заявляет о себе в местничестве, под которым понимается выдвижение на первый план узких, локальных интересов в ущерб общегосударственным, общенациональным ценностям, в сепаратизме, представляющем собой открытое противостояние регионов центру, их полное государственно-правовое обособление и пр.

2. Региональная идентичность отдельных лиц и групп отличается по степени интенсивности и по месту, которое она занимает в ряду других идентичностей. Именно это определяет миграционную мобильность людей и наличие или отсутствие в обществе патриотических устремлений. В регионах, где чувство «малой родины» представляет собой высшую ценность, забота о ней выливается в партикуляризм, ведущий к политической разобщенности общества. Напротив, слабая связь с место-развитием ведет к формированию идеологии космополитизма, проповедующей отказ от национального суверенитета, национальных традиций и культуры во имя абстрактного единства человеческой цивилизации, «единого мирового государства».

3. Региональная идентичность есть форма осмысления и выражения региональных интересов. Их существование обусловлено территориальными особенностями жизнедеятельности людей. И чем глубже эти особенности, тем заметнее отличаются региональные интересы от общегосударственных. Их подчеркнутая артикуляция происходит в условиях общего кризиса в стране, когда возникает надежда избежать неминуемые трудности путем автономных решений, освободившись от каких бы то ни было обязательств перед государством или другими регионами. Так, после дефолта 1998 г. российские регионы оказались вынужденными искать пути и способы самостоятельного выживания, не рассчитывая на помощь центра. Это привело к формированию соответствующей политики, подчиненной только узкорегиональным интересам.

4. Региональная идентичность складывается стихийно и формируется сознательно региональными элитами (региональные администрации, бизнес-группы, политические движения, региональные отделения политических партий и другие общественные объединений, институты образования и культуры), которые видят в ней действенный мобилизационный ресурс, укрепляющий их позиции в глазах «собственного» населения, а вместе с тем и в глазах центральной власти.

5. Региональная идентичность мифологична. Она абсолютизирует значение региона как самостоятельной реальности, который на деле является вторичным образованием по сравнению с государством и с местными муниципальными образованиями. В силу этого региональные элиты и массы руководствуются в своем поведении двумя противоположными мифами. В основе одного лежит убеждение в извечной ценности «единой и неделимой России», что на практике порождает тенденции к максимальной централизации, унитаризму, имперскости; другие абсолютизируют значение местной самобытности и во имя ее ратуют за ко н федерализацию страны. Региональные и местные бюджеты

РЕГИОНАЛЬНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ В ДИСКУРСЕ СОЦИОЛОГИИ РЕГИОНАЛЬНОГО РАЗВИТИЯ1

Г.С. Корепанов

Тюменская областная дума ул. Республики; 52, Тюмень, Россия, 625018

Понятие региональной идентичности является базовым в новом научном направлении - социологии регионального развития. Развитая региональная (локальная) идентичность связана с особым чувством территории (места) членов данного сообщества, которая повседневно нуждается в их поддержке. Особенность авторской теоретической схемы проявляется в трактовке региональной идентичности и сопряженных с ней рациональности, действия, ценностей (культуры), институтов, социальных норм, рассматриваемых на уровне действующих субъектов и локализуемых в конкретном региональном пространстве (региональном контексте). Теоретическая авторская схема верифицирована конкретным эмпирическим исследованием. Главный результат проведенного экспериментального опроса - это верификация концепции региональной идентичности, позволяющая выявить социальные эффекты, базирующиеся на идентификации носителей власти с ценностными предпочтениями региональных сообществ и составляющих их индивидов.

Ключевые слова: региональная идентичность, идентификация, результаты опроса жителей Тюменского региона, «свой-чужой».

В настоящее время усилился научный интерес к проблеме региональной идентичности. Так, Институт социологии РАН опубликовал исследование по современным проблемам российской идентичности .

В социологической традиции теория социальной идентичности развивалась как концепция объяснения групповых и межгрупповых феноменов в терминах их преимущественного порождения коллективным Я. Понятие социальной идентичности используется в исследованиях проблем массового поведения и коллективного процесса, политической риторики, девиантного поведения, молодежных субкультур. Одним из оснований теоретико-методологического анализа социальной идентификации является диспозиционная теория регуляции социального поведения личности В.А. Ядова , в которой социальная идентичность рассматривается как относительно устойчивое диспозиционное образование.

В теоретическом плане понятие «социальная идентичность» можно «конвертировать» в понятие региональной идентичности - конечно, при определенных условиях, среди которых выделим следующие:

Обязательный учет индивидуальных когнитивных механизмов и мотиваций, которые лежат в основе формирования не только межличностных связей, но также и эмоциональных связей с данным местом. Тем самым реализуется психологическая компонента идентификации. Важен учет влияния идентификации на индивидуальные чувства человека и отношения его Я с другими; важен также учет действий, мотивированных социально заданными трактовками этих отношений в данном локальном (территориальном) контексте;

1 Работа выполнена при финансовой поддержке фонда РГНФ, грант № 06-03-00566а.

Формирование и опыт региональной идентичности тесно связаны с поддержанием социального порядка на уровне региона (территории), поэтому объектом исследовательского интереса здесь являются социально-региональные роли и опосредованные ими интеракции;

Важен учет социокультурных стереотипов, определяющих общий склад сознания жителей данного региона, их базовые жизненные ценности, мотивации, способы восприятия действительности, понимаемые как относительно устойчивое диспозиционное образование, в итоге обеспечивающее достаточно надежную их трансляцию как во времени, так и в пространстве.

Подчеркнем, что деление на социальную и региональную идентичность носит условно-аналитический характер. Узкое и широкое понимание идентичности (или самосознания) предлагает Л.М. Дробижева. По ее мнению, согласно узкому пониманию, идентичность - это просто самоотнесение к группе, а в широком понимании простое самоотнесение дополняется более содержательными и глубокими представлениями о своей группе, о ее языке, культуре, истории, регионе, государственности и т.п. .

Можно утверждать, что региональная идентичность - это переживаемые и осознаваемые смыслы и ценности той или иной системы локальной общности, формирующие «практическое чувство» (самосознание) территориальной принадлежности индивида и группы. Вопрос региональной идентичности для них является, по сути дела, вопросом определяющим. Так, для типично русского населения региональная идентификация определялась, как правило, не столько чисто национальной (русский), сколько территориальной принадлежностью, придающей в собственных глазах и глазах окружающих специфические социально, психологически и культурно значимые признаки. Об этом писал еще Питирим Сорокин, согласно которому «из всех связей, которые соединяют людей между собой, связи по местности являются самыми сильными» . Помогая ответить на вопрос «К чему я принадлежу?», идентификация с данной территориальной общностью и обстоятельства социальной жизни приобретают для индивида глубокий личностный смысл.

Выделяют две составляющие региональной идентичности: объективную и субъективную. В объективном плане региональная идентичность часто выступает как процесс интерпретации региональной уникальности, когда данный регион становится институционализированным в определенном виде сообщества. Этот процесс обусловлен и поддерживается дискурсивными практиками и ритуалами и состоит из производства региональных границ, системы символов, смыслов и институтов. Акцент делается на объединении людей по региональному признаку для выражения своих региональных (локальных) интересов в тех или иных сообществах вне прямой связи с территориальным делением. Возникает «сообщест-венный эффект», означающий, что сообщество существует, обретает политическую субъектность, происходит его активизация и актуализация в политическом и в социально-экономическом пространстве. Индикатором существования именно такого сообщества и является наличие региональной идентичности, или в терминах Дж. Эгнью «чувства места» . Бывает, что на основе данного типа ре-

гиональной идентичности развиваются некоторые признаки национализма, свидетельствующие о высокой степени развития прежде всего политических интересов данного сообщества.

В субъективном плане региональная идентичность выступает как осознание интересов, индивидуальных когнитивных механизмов, мотивации индивидов, которые лежат в основе формирования межличностных связей; групповых и меж-групповых феноменов в терминах их преимущественного порождения коллективным региональным сознанием. Понимание идентичности как категории, обозначающей переход объективности в субъективность и, наоборот, субъективного в объективное, - важный методологический момент также и для определения категории экономико-социального регионального интереса, причем такой интерес может рассматриваться именно «с точки зрения переходного элемента в сознании людей - к действию, к мотивации» .

Использование данного подхода позволяет рассматривать территорию не только как жизнедеятельность сообщества, но и как жизнедеятельность элиты, которые выступают от имени сообществ, представляя в той или иной степени их интересы.

Особенности тюменской региональной идентичности заключаются в том, что она амбивалентна: опросы показали исключительную сложность, многоуровне-вость и многозначность идентификации себя частью населения в разном качестве: согласно одной точке зрения, Тюменский регион (а также и те жители, которые идентифицируют себя с ним) - это нефтяная и газовая столица Российской державы; согласно другой точке зрения, это колония, эксплуатируемая центром. Однако жизнь людей, населяющих тюменскую землю, их коллективное региональное Я - намного шире и глубже этой «ресурсной парадигмы». По выражению губернатора Тюменской области В. Якушева, для России Тюмень - это и столица нефтегазового региона, и ее нефтяной символ, и мировой бренд .

Переходя от методологически-теоретических рассуждений и разработки аналитических категорий региональной идентичности к их содержательной наполняемости и привязке к конкретным явлениям, рассмотрим некоторые социологические данные - результаты эмпирических исследований, непосредственно связанных с заявленной проблематикой.

В исследовании, проведенном ИС РАН под руководством М.К. Горшкова, особенности мировоззренческих типов российских граждан и их самоидентификаций изучались в контексте ответов на вопросы: «С кем россияне отождествляют себя сегодня?», а также «К кому они испытывают наибольшую близость?». По мнению М.К. Горшкова, не ответив на эти вопросы, нельзя понять ни перспективы формирования в России осознанных групповых интересов и умения их отстаивать в рамках гражданского общества, ни перспективы того или иного пути политического и экономического развития России. В исследовании были изучены разные виды возможных идентичностей. Полученные результаты (табл. 1) демонстрируют, с кем и в какой степени россияне испытывают чувство общности, с кем они себя отождествляют в рамках групповых идентификаций . Выявлены четыре группы устойчивых самоидентификаций (2007 г.).

Таблица 1

С кем и в какой степени россияне испытывают чувство общности, 2007 г.

С кем испытывали чувство общности Часто Иногда Практически никогда

С товарищами по работе, учебе 55 38 7

С людьми своего поколения 57 38 5

С людьми той же национальности 54 38 8

С людьми той же профессии, рода занятий 59 35 6

С людьми, разделяющими взгляды респондента на жизнь 62 33 5

С людьми, живущими в том же городе или поселке 39 50 11

С россиянами 35 50 15

С людьми того же материального достатка 46 45 9

С гражданами СНГ 11 51 38

Со всеми людьми на планете 8 36 56

С «советским народом» 15 42 43

С людьми, близкими по политическим взглядам, позициям 27 50 23

С теми, кто не интересуется политикой 22 53 25

С европейцами 6 33 61

Источник: .

Первую группу составили пять идентификаций, фиксируемые более чем половиной респондентов: часть идентификаций имеет предметный характер (товарищи по работе или учебе), четыре относятся к абстрактно-символическому типу общностей (люди, разделяющие те же взгляды на жизнь - это ведущая идентичность из предложенного списка; люди того же поколения; люди той же профессии и рода занятий; люди той же национальности).

Вторую группу составили самоидентификации, которые стабильно разделяют свыше трети россиян. К ним относятся: идентификации с людьми того же материального достатка; идентификации с людьми, проживающими в том же населенном пункте; с россиянами.

Третью группу, значимую в общей сложности примерно для половины россиян, составляют идентичности, связанные с отношением к политике, - 27% устойчиво ощущают близость с людьми, близкими им по политическим взглядам, и 22% также устойчиво относят себя к тем, кто политикой не интересуется. Наконец, четвертую группу составляют относительно малораспространенные самоидентификации, которые постоянно разделяют не более 15% респондентов, - с «советским народом», с гражданами СНГ, со всеми людьми на планете, с европейцами. Удивительно при этом не то, что все эти макроидентичности мало распространены как устойчивые, а то, что по всем ним сократилось число граждан, никогда их не испытывающих .

Далее рассмотрим некоторые результаты опроса жителей Тюменского региона, которое включало три субъекта Российской Федерации (Тюменская область, Ханты-Мансийский-Югра (ХМАО) и Ямало-Ненецкий (ЯНАО) автономные округа). Исследования в регионе проведено при активном содействии областной Думы. Всего было опрошено 4000 человек по опросному листу интервью, разработанному Центром изучения социокультурных изменений Института философии РАН, а также 90 специалистов по анкете эксперта (июнь 2006 г.) . В инст-

рументарий были включены вопросы, характеризующие степень идентификации населения («свое - чужое») с социально-территориальными структурами: поселение (городское, сельское); административный район, его поселение-центр; регион, его город-центр; и в опросе выяснялось, какие из этих структур действительно являются социальными общностями, личностно значимыми для жителей региона («свое»), а какие из них функционируют как необходимые формализованные системы, далекие от личности («чужое»); на уровне методики была операциона-лизирована и верифицирована концепция социального самочувствия как совокупность оценок, которые люди дают себе, своим повседневным взаимодействиям друг с другом, с социальными институтами, территориальными сообществами и обществом в целом .

Респонденты отвечали на вопрос: «В какой мере Вы чувствуете свою близость или отдаленность («свое-чужое») с... (жителями поселения, в котором я живу, жителями областного центра, хотя я там и не живу, жителями всей моей области, жителями Москвы - столицы России, жителями всей России, жителями всей Земли)». Для каждого из вопросов было предусмотрено три варианта ответа (есть близость, нет близости (не знаю), отказ). Для измерения степени интенсивности слоевой близости («свое-чужое»), используется коэффициент интенсивности слоевой близости Киб как отношение числа респондентов, отметивших наличие близости, к числу тех, кто отметил ее отсутствие (табл. 2).

Таблица 2

Степень интенсивности слоевой близости (Киб = «свое-чужое»), Тюменский регион

Терри- тория Жители поселения, в котором я живу Жители областного центра, хотя я там и не живу Жители всей моей области Жители Москвы - столицы России Жители всей России Жители всей Земли

Юг ТО 8,72 1,91 0,91 0,12 0,36 0,22

ХМАО 7,22 1,09 0,49 0,11 0,31 0,21

ЯН АО 9,67 1,02 0,60 0,18 0,38 0,31

Как видно из табл. 2, максимальный коэффициент интенсивности слоевой близости (Киб) верифицируется по признаку «жители поселения, в котором я живу» - в пределах величины 7,22-9,67 (вторая графа табл. 2); «жители областного центра, хотя я там и не живу» - в пределах 1,02-1,91. Важно отметить, что коэффициент интенсивности слоевой близости по признаку «жители Москвы - столицы России» оказался минимальным - в пределах 0,11-0,18, он ниже уровня слоевой близости Киб по признаку «жители всей России» (0,31-0,38) и «жители всей Земли» (0,21-0,31). Все это говорит о том, что идентичности микроуровня намного сильнее, чем макроуровня, а идентичность, связанная с Москвой, самая слабая.

Во всероссийском исследовании, проведенном в 2006 г. ЦИСИ ИФ РАН под руководством Н.И. Лапина и Л.А. Беляевой по выборке в 1200 человек, задавался вопрос «Ощущаете ли Вы близость с людьми...» и предусматривались иные варианты ответов, всего 13 измерений. Эти вопросы направлены на то, чтобы понять,

с каким уровнем общности в наибольшей степени идентифицируют себя респонденты. Для каждого из вопросов было предусмотрено три варианта ответа (есть близость, нет близости (не знаю), отказ). Интересно рассмотреть, как проранжи-ровались эти ответы по коэффициенту интенсивности слоевой близости:

Ощущаете ли Вы близость...? Киб

с друзьями 7,38

с людьми Вашего возраста 6,19

с людьми Вашей национальности 4,24

с людьми того же достатка, что и у Вас 3,94

с людьми той же профессии, что и у Вас 3,20

с товарищами по работе, учебе 2,96

с гражданами России 2,79

с теми, кто живет в Вашем поселке, городе 2,72

с людьми Вашего вероисповедания, религии 2,20

со всеми, кто были гражданами СССР 1,69

со всеми людьми на Земле 1,44

Эти данные позволяют оценить, в каких пределах колеблется коэффициент Киб и насколько среднероссийская ситуация отличается от внутрирегиональной, а также оценить согласованность ответов респондентов в трех различных исследования. Итак, первая группа идентификаций, относящаяся к предметному типу (с друзьями, ровесниками, людьми одной национальности, достатка) это те, общность с которыми ощущает более двух третей ответивших. Следующие слои относятся к тем, которые стабильно разделяет более половины россиян (с людьми одной профессии, товарищами по работе, учебе, гражданами России, с земляками на местном уровне, единоверцами). Остальные относятся уже к малораспространенному типу, и их отмечает уже гораздо меньше респондентов, причем гораздо чаще респонденты уклоняются от ответа на этот вопрос, причем результаты носят достаточно устойчивый характер, и можно говорить о том, что региональная идентичность относится ко второму слою близости, который разделяет более половины, но менее двух третей респондентов, уступая по степени интенсивности идентификаций предметного типа, но значительно превышает абстрактно-условные идентификации. Можно предположить, что если уровень Киб оказывается ниже единицы, люди либо рассматривают данную общность как некую абстракцию либо активно не желают идентифицировать себя с данной общностью.

Согласно нашей гипотезе, следовало ожидать, что жители Тюменского региона должны быть максимально солидарны и испытывать максимальное чувство общности с жителями своего поселения, в котором они живут. В этом гипотеза подтвердилась: так, 35,4% респондентов ощущают жителей своего поселения как «свое», и еще 24,2% - как «близкое», в этой категории также меньше всего затруднившихся с ответом - 13,5%. На втором месте стоит категория «жители областного центра» (9,1% ответили «свое», 23% - «близкое»), и на третьем - «жители всей моей области» (6% ответов «свое» и 15% «близкое»). Отметим, что данные, близкие полученным нами, оказались и в исследовании ИС РАН (см. табл. 1). Так, «россияне испытывают чувство общности... с людьми, живущими в том же городе или поселке» - 39% (в нашем исследовании - 34%); «со всеми

людьми на планете» - 8% (в нашем исследовании - 5%). Анализ самоидентификаций россиян дает основание говорить о том, что каждый россиянин внутренне включен в систему сложных социальных ролей и связей, важность которых для разных людей и групп далеко не одинакова. Для большинства из них не очень важны макротерриториальные общности, зато важны территориальные микрообщности, отражающие духовную близость людей одного региона.

Для количественной оценки отношения к Тюменскому региону использован коэффициент, отражающий рефлексию субъекта по отношению к данной территории: индекс Крег (коэффициент региональной рефлексии) вычисляется исходя из ответов на вопрос: «Какие чувства Вы испытываете по отношению к своему региону?» (варианты ответа: «Я рад, что живу здесь»; «В целом я доволен, но многое не устраивает»; «Не испытываю особых чувств по этому поводу»; «Мне не нравится жить здесь, но привык и не собираюсь уезжать»; «Хотел бы уехать в другой регион России»; «Хотел бы вообще уехать из России») (табл. 4). Как видим, среди таких базовых жизненных ценностей, верифицируемых в эмоциональном отношении к своему региону в признаке «Я рад, что живу здесь», составляет около 30% жителей Тюменского региона, а в признаке «В целом я доволен, но многое не устраивает» составляет около 40% жителей Тюменского региона. Отметим, что в среднем по России эмоциональное отношение к своему региону в признаке «Я рад, что живу здесь» отмечает существенно большая доля респондентов (42,5%), а совокупная доля положительно окрашенных ответов существенно выше внутрирегиональной ситуации. Заметен разброс - от 11% (городские жители ХМАО) до 16% (сельские жители ЯНАО) населения северных округов хотели бы уехать в другой регион России. В среднем по России сменить место жительства хотело бы не более 2% населения.

Таблица 4

«Какие чувства Вы испытываете к своему региону»

Тюменский регион (%)

Отношение к региону Юг ТО ХМАО ЯНАО Россия в среднем*

Я рад, что живу здесь 31,2 26,0 30,4 42,5

В целом я доволен, но многое не устраивает 41,2 40,8 36,4 40

Не испытываю особых чувств по этому поводу 14,1 12,1 10,1 7,8

Мне не нравится жить здесь, но привык и не собираюсь уезжать 6,5 6,0 6,1 4,2

Хотел бы уехать в другой регион России 4,2 11,4 13,1 2,1

Хотел бы вообще уехать из России 2,7 2,6 3,2 1,5

Отказ от ответа, нет ответа 0,1 1,2 0,7 2

Итого 100 100 100 100

* Данные по России приводятся по исследованию, проведенному ЦИСИ ИФ РАН под руководством Н.И. Лапина и Л.А. Беляевой (выборка 1200 человек, 2006 г.) и использованы с разрешения правообладателей .

После радикальных реформ структура регионального российского общества продолжала обеспечивать достаточно надежную трансляцию жизненных мотиваций и способов восприятия действительности на региональном уровне, и социокультурные региональные стереотипы остались довольно устойчивыми. Если на юге Тюменской области распределение ответов «рады, что живут здесь» между

жителями села и города примерно одинаковое (33% и 30%), то в ХМАО и ЯНАО видна диспропорция - тех, кто отвечает «Я рад, что живу здесь» на селе на 10% пунктов в ХМАО и на 13% пунктов в ЯНАО больше на селе, чем в городе. По России в среднем диспропорция село-город стала еще заметнее, т.е. тех, кто отвечает «Я рад, что живу здесь», на селе на 20% больше, чем в городе, но уровень положительно окрашенных ответов выше, чем в Тюменском регионе.

Почему это происходит? Более подробный анализ позволяет заключить, что жители конкретных региональных общностей по всем субъектам Тюменской области максимально испытывают чувство солидарности (или чувство общности) именно с теми жителями поселения, в котором они проживают. Технология расчета коэффициента близости Киб была применена ко всем поселениям, в которых проводился опрос. Исследуемые поселения региона можно разделить на те, которые отличают высокий уровень самоидентификации, средний уровень самоидентификации и относительно низкий уровень самоидентификации. При этом в первую группу попадают все три региональных центра и поселения, находящиеся в непосредственной близости от Транссиба на юге области.

Заметна такая закономерность: чем дальше от железнодорожных магистралей расположены поселения, тем ниже в этих поселениях уровень самоидентификации регионального субъекта и тем выше - поселенческого. Например, в поселке Боровский, расположенном в непосредственной близости от областного центра, жители показывают высокий уровень рефлексии по отношению ко всей области, высокий уровень близости с жителями областного центра и всей области и самый высокий в регионе уровень внутрипоселенческой близости. В третью группу по уровню рефлексии по отношению к региону входят наиболее отдаленные от основных трасс поселения или неблагополучные в социальном отношении поселки. В свою очередь, сельские населенные пункты показывают относительно более высокий уровень поселенческой близости.

В областном центре Тюмени доля тех, кто испытывает положительные чувства по отношению к региону, выше доли тех, кто испытывает отрицательные чувства, на 71% (очень высокий показатель), а еще выше этот показатель в Ханты-Мансийске - 81%. В верхней части рейтинга по уровню самоидентификации первые девять поселений - для них одновременно характерен и самый высокий уровень региональной рефлексии. Среди них выделяются два типа - относительно высокий уровень региональной самоидентификации (Тюмень, Салехард) и поселки Боровский, Московский, Викулово и относительно низкий уровень региональной самоидентификации (Ханты-Мансийск, Ишим). Можно сказать, что жители последних двух городов, высказывая в целом положительные чувства по отношению к своему региону, не ощущают «своими» жителей этого региона. Причины могут быть различными. Например, в Ханты-Мансийске - один из наиболее высоких уровней жизни в Тюменском регионе, а в Ишиме - один из наиболее низких. В поселениях, для которых характерен относительно низкий уровень региональной рефлексии (нижние семь поселений в рейтинге), более низок уровень региональной самоидентификации, тогда как все другие показатели не слишком отличаются от среднего уровня.

Отметим весьма важный в методологическом плане факт: наибольший разброс по поселениям имеет самоидентификация по признаку «свой-чужой» по отношению к областному центру (стандартное отклонение 0,22), а наименьший разброс - самоидентификация по признаку отношения к поселению (стандартное отклонение 0,14). В среднем по региону наиболее высокий уровень имеет показатель поселенческой близости (0,53) и региональной рефлексии (0,54); наиболее низкий - близости с жителями столицы России - Москвы (-0,51), т.е. тех, кто считает жителей Москвы «чужими», на 51% больше, чем тех, кто считает москвичей «своими». Очевидно, что поселения отличаются главным образом по отношению к областной столице и жителям всей области.

Можно предположить, что региональная самоидентификация и региональная рефлексия может стать основанием для возникновения конфликтов. Как известно, на жителях Тюменского региона сильно отразился весьма длительный конфликт между тремя субъектами Федерации, причины которого кроются в российском законодательстве. К сожалению, действующие в последнее время весьма успешные и полезные программы «Сотрудничество», «Урал промышленный - Урал полярный» хотя и снизили напряженность, но не сняли всех оснований для возможных конфликтов. Если рассмотреть уровни рефлексии и самоидентификации регионального субъекта как разность (+) и (-) ответов в общем количестве ответов по данному региону по тесту Хи-квадрат на значимость различий, то он показывает, что в разрезе поселений все различия значимы, максимальны различия в оценке близости населения с жителями Москвы и областного центра и минимальны - внутрипоселенческие. Это означает, что среди рассмотренных показателей территориального поведения социальных субъектов наибольший конфликтный потенциал заложен в отношении к жителям областного центра и Москвы.

ЛИТЕРАТУРА

Беляева Л.А., Корепанов Г.С., Куцев Г.Ф., Лапин Н.И. Тюменский регион в современной социокультурной фазе эволюции России // Мир России. - 2008. - № 1.

Дробижева Л.М. Государственная и этническая идентичность: выбор и подвижность // Гражданские, этнические и религиозные идентичности в современной России / Отв. ред. В.С. Магун. - М.: Ин-т социологии РАН, 2006.

Интервью с Андреем Здравомысловым // Экономическая социология. - Т. 9. - № 1. - Январь 2008.

Процессы идентификации российских граждан в социальном пространстве «своих» и «не-своих» групп и сообществ (1999-2002 гг.). Мастер-класс профессора В.А. Ядова. - М.: Аспект Пресс, 2004.

Российская идентичность в социологическом измерении // Информационно-аналитический бюллетень Института социологии Российской академии наук / Под общ. ред. М.К. Горшкова. - Вып. 3. - 2008. - М.: Институт социологии РАН, 2008.

Саморегуляция и прогнозирование социального поведения личности / Под ред. В.А. Ядова. - Л., 1979.

Сорокин П. Система социологии. В 2-х томах. - Т. 2. - М., 1993.

Социокультурный портрет региона. Типовая программа и методика, методологические проблемы: Материалы конференции «Социокультурная карта России и перспективы развития российских регионов» / Под ред. Н.И. Лапина, Л.А. Беляевой. - М.: ИФРАН, 2006.

Социологический портрет Тюменского региона. - Тюмень: Тюменская областная Дума, 2007.

Якушев В. Сердце Тюмени // Тюмень: старт века. - Тюмень: Тюменский дом печати, 2006.

Agnew J. Place and Politics. The Geographical Mediation of State and Society. - Boston, 1987.

REGIONAL IDENTITY IN THE DISCOURSE OF REGIONAL DEVELOPMENT SOCIOLOGY

Tyumen Regional Duma

Respubliki str., 52, Tyumen, Russia, 625018

The concept of regional identity underlies the new emerging field of science - sociology of regional development. The well-developed regional (local) identity is associated with the specific perception of territory (location area) of the community members which requires their everyday support. The peculiarity of the author’s theoretical model manifests itself in the interpretation of regional identity and the associated concepts of rationality, action, values (culture), institutions and social norms identified at the level of the acting subjects and localizable in the definite regional space (regional context). The author’s theoretical model is verified by the actual empirical study. The main result of the survey conducted by the author is the verification of the regional identity concept which provides an opportunity to reveal social effects attributed to power holders’ identification with value preferences of regional communities and the individuals involved.

Key words: regional identity, identification, results of Tyumen region residents survey, «friend-or-foe».

Концепция региональной идентичности имеет междисциплинарное содержание и базируется на научном наследии ряда наук. Региональная экономика «обеспечивает» концепцию региональной идентичности соответствующей статистикой и предоставляет свои специфические методы исследования. (К примеру, интересные результаты дает приложение теории центральных мест В. Кристаллера к оценке радиуса влияния и притяжения поселений.) Социология и социальная география в СССР-России в 70е - 90е гг. сформировали концепцию социально-территориальной общности (СТО), актуальную и сегодня.

Среди отечественных исследований одно из немногих исследований «территориальной идентичности» принадлежит Н.А. Шматко и Ю.Л. Качанову. Территориальная идентичность является результатом отождествления «Я - член территориальной общности». Предполагается, что для каждого индивида при фиксированном наборе образов территорий механизм идентификации постоянен. Авторы указывают, что каждый индивид обладает образом «Я - член территориальной общности», который вместе со способом соотнесения (сравнения, оценивания, различения и отождествления) образа «Я» и образов территориальных общностей образует механизм территориальной идентификации. Важным моментом здесь является «масштаб» или границы той территориальной общности, к которой индивид чувствует причастность: это может быть ограниченная территория - конкретное место (город, село, область) или значительно более широкие пространства - Россия, СНГ, а для некоторых респондентов («имперцев», «державников») - все еще СССР. Многое зависит от условий социализации и положения (не только социального, но и географического) конкретного индивида». Следует отметить, что географы подошли к изучению проблем идентичности и отталкиваясь от изучения географической среды. Географы, конечно же, не видели в характеристиках территории единственную причину конкретного формирования какой-либо культуры, скорее, те или иные особенности географической среды рассматривались как фактор территориальной дифференциации культуры. Теории географической среды и ее многочисленные ответвления сыграли, безусловно, положительную роль в формировании теоретических представлений о региональной идентичности.

Традиционные исследования общности базировались на представлениях о жестко ограниченных в территориальном социальном и культурном плане территориях. Эксперты и ученые считали, что «конфликт идентичностей» происходит там, где две или более групп начинают претендовать на одну и ту же историческую, культурную, социальную, политическую территорию. Естественно то, что «накладка идентичностей» наиболее явно проявляется в случаях политических притязаний на спорные географические территории. Сила территориального инстинкта многократно умножается в том случае, если территориальная общность оказывается в пограничном положении. В общественных науках постепенно складывается точка зрения, согласно которой под территориальной идентичностью понимаются изменяющиеся и динамичные явления, нежели зафиксированные неизменные пространства с четкими границами.

Отечественная наука также не обошла вниманием эти сюжеты, связанные прежде всего с творчеством Д.С. Лихачева и Ю.М. Лотмана. Анализируя характер географических описаний страны в древнерусской литерату ре, Д.С. Лихачев отмечает: «География дается перечислениями стран, рек, городов, пограничных земель».

Итак, региональная идентичность - часть социальной идентичности личности. В структуре социальной идентификации обычно выделяют два основных компонента - когнитивный (знания, представления об особенностях собственной группы и осознания себя её членом) и аффективный (оценка качеств собственной группы, значимость членства в ней). В структуре региональной социальной идентификации присутствуют те же два основных компонента - знания, представления об особенностях собственной «территориальной» группы и осознания себя её членом и оценка качеств собственной территории, значимость ее в мировой и локальной системе координат. Что это означает для совокупности населения, объединенной как минимум общим местом проживания? Ответ очевиден - возникает региональная общность. Необходимо осознать еще одну важную сторону сущности региона, определяющую специфику идентификации. Обычно «естественность» того или иного региона доказывается сходными географическими или культурными параметрами, которые «естественно» отделяют этот регион от соседних территорий. Следует отметить, что провозглашение некоторой совокупности территорий «регионом» возможно лишь при наличии всех или части указанных признаков:

· общности исторических судеб, свойственных только этой группе особенностей культуры (материальной и духовной),

· географического единства территории,

· некоторого общего типа экономики,

· совместной работы в региональных международных организациях.

Иными словами, для региональной идентификации принципиально важным понятием является представление о территориальных связях (ТС). ТС - связи, возникающие на основе совместного или соседского проживания членов социальных групп различного масштаба и различной культурной идентификации.

Рассматривая вопрос о региональной идентичности, следует учитывать то, что идентичность как процесс социальной идентификации, во-первых, может генерироваться самой общностью (внутренняя идентичность). Во-вторых, можно поставить вопрос о вспомогательной идентичности, базирующейся на наличие двух «эталонных культур» или одной эталонной и одной вспомогательной. В-третьих, территориальная идентичность может быть приписываема общности извне. Все варианты идентификации находятся во взаимосвязи и подвержены динамическому взаимовлиянию.

Говоря о показателях измерения идентичности, прежде всего следует отметить то, что мы должны отличать показатели, позволяющие измерять собственно идентификацию, и показатели, позволяющие измерять экономические и социальные процессы, ведущие к конструированию виртуального региона. Вторая группа показателей закономерно оказалась в поле зрения исследователей достаточно давно и исследуется как экономистами, географами, так и социологами. В данном разделе рассматриваются лишь собственно идентификационные показатели. Они имеют серьезную специфику, трудно определяются и еще труднее измеряются. К примеру, чем и как измерить процесс формирования социально-территориальной общности? Ясно, что все классические экономические показатели не дают главного - не показывают характер территориальных связей.

Наличие устойчивых территориальных связей населения не означает обязательного существования социально-территориальной общности, эти связи могут быть шире. Маятниковая миграция, радиус распространения дачных хозяйств центрального города - все это способствует региональной идентификации. При этом центральный город является «точкой опоры» для сообщества. Сошлемся на предложенное социологом Энтони Гидденсом понятие - «time-space comparison», пространственно-временное сжатие.

Следует обратить внимание и на некоторые экономические характеристики, например, связанные с ранжированием социально-статусных диспозиций по оси центр-периферия. В данном случае, конечно, оппозиция центр-периферия понимается не в пространственно-географическом отношении, а в связи с близостью или удаленностью от средоточий разного рода ресурсов и взаимодействий. Поскольку социально-статусная приближенность к центрам облегчает доступ к ресурсам и возможностям деятельности, она способствует экономическому развитию. Социально-статусная вытесненность на периферию ограничивает доступ к ресурсам и возможностям и подкрепляет охранительную (или оборонительную), консервативную, по сути, жизненную установку, связанную с удержанием экономических и статусных позиций.

Таким образом, первая задача - это диагностика объективного экономического и социально-экономического положения территории, в пределах которой предполагается существование региональной идентификации. При этом в рамках первой задачи оказываются важными не только такие базовые показатели, как ВРП и численность населения, но и специальные измерите ли, к примеру, наличие / отсутствие маятниковой миграции.

Самое главное заключается в том, что региональная идентификация - процесс управляемый. Интересы стратегического управления территориальным развитием в России неизбежно потребуют учета всех, даже малозначимых, факторов. На современном этапе развития используются наиболее значимые и «масштабные» макроэкономические методы. Однако в перспективе, в условиях глобализирующегося мира, региональная идентификация становится фактором, серьезно корректирующим процессы мирового развития. Региональная идентичность как явление общественной жизни и предмет исследования имеет достаточно сложную природу. Вероятно, разворачивающаяся унификация экономического пространства (глобализация) сопровождается дифференциацией политического пространства (регионализация). Новая региональная самоидентификация России скорее не явление, а процесс, который растянется на долгое время. Однако существуют участки российской территории, где реидентификация вынужденно идет быстрыми темпами. Уникальный пример региональной идентификации - Калининградская область. Формирование чувства региональной общности в Калининградской области началось после превращения области в эксклав. В свою очередь сегодня состояние экономического климата в области зависит от политического состояния области, качества региональной общности. Региональная идентификация, по сути, может быть как положительной, так и отрицательной с точки зрения эффективности экономического развития региона. Осознание населением собственного экономического и политического статуса неизбежно отражается и в характере хозяйственного развития. Статус «столичности» становится фактором социально-психологического климата, влияющего в свою очередь, скажем, на инвестиционную привлекательность. Это обстоятельство подчеркивает и М. Портер: «Парадоксальным является то, что устойчивые конкурентные преимущества в условиях мировой экономики часто оказываются в большей степени локальными…. Близость в географическом, культурном и организационном плане обеспечивает возможность специального доступа, особые взаимоотношения, лучшую информированность, возникновение мощных стимулов (выд. мною Н.М.), а также другие преимущества в производительности и в росте производительности, которые сложно получить на расстоянии». Иными словами, культурная и организационная близость является экономическим ресурсом, фактором конкурентных преимуществ.

Facebook

Twitter

Вконтакте

Одноклассники

Google+